головой Лимончик. — Так что готовься, на этой неделе всё сделаем, а там и сходняк наш пройдёт. И тогда у нас с тобой новая жизнь начнётся, да? Но для этого ты должен сказать кое-что на сходняке.

— Против Ферика и Цвета? — хмурюсь я. — Нет.

— Нет? — удивлённо переспрашивает он.

— Нет.

— Ты чё, решил моё терпение проверить? — качает головой Назар. — Соскочить хочешь? Не выйдет.

— То есть? Как соскочить? Я тебе не обещал ничего. По брюликам обещал, ну так и не отказываюсь.

— Ах ты сука! — взвивается Назар и в руке его появляется пистолет.

Практически, как по волшебству.

— От слова отказываться⁈ Я тебе сейчас память освежу!

25. Кто кого

— Деда, ты успокойся, — качаю я головой. — Совсем что ли с катушек слетел?

Реально слетел, похоже. Его аж колотит всего. Либо он это умело инсценирует, глаза-то смотрят холодно и спокойно. Возможно, ему надо перед сходкой одержать надо мной моральную победу, подмять и сломить волю, чтобы не было сюрпризов после низвержения Ферика и Цвета. Если у него получится их низвергнуть.

С одной стороны, казалось бы, какая разница, подумаешь, сменится партнёр, один уголовник поменяется на другого. Все они одним миром мазаны. Но, разница-то колоссальная. Очень большая разница… Или вот этот, одержимый идеей доминирования отморозок, или же мои одомашненные и ласковые и нежные звери.

Разумеется, эти ласковые и нежные в любой момент тоже могут клыки показать и даже сожрать, что, собственно и случилось буквально в прошлом году, в семье Берберовых. Жуткая история, достойная сочувствия и напоминающая о том, что какими бы добрыми качествами ни наделяли мы животных, они остаются животными до конца. Против природы не попрёшь.

Я глубоко вздыхаю:

— Правда, стрелять будешь? Давай сначала с булыжниками твоими закончим, а потом об остальном поговорим.

— Ты мне указывать решил? — шипит он.

— Блин, да ты извлёк уже, честно говоря, — качаю я головой. — Ладно, говори, что хочешь. Я собственно и так знаю, чего тебе надо. Подмять меня? Чтобы делал всё по-твоему? Но ты видимо понять не можешь, что я в твою иерархию никак не встраиваюсь. Я из другой системы, из другого энергетического потока.

Он слушает, играя желваками.

— Есть блатные, есть менты, есть чекисты и есть партия с её объединяющей силой. И подчиняться все могут только партии, а никак не блатным.

— Мы краснопёрым не подчиняемся! — презрительно бросает Лимончик.

— При всём уважении, это иллюзия. Нет, напрямую решений съезда вы не выполняете, но если будет директива на истребление со стороны ЦК, от вас мокрого места не останется. Поэтому живи в своём мире и не пытайся стать генсеком.

— А ты из какого мира? — щурится Назар. — Из мусорского?

Я хмыкаю:

— Я-то? Я из зарождающегося мира финансов. Трансграничное существо, легко пересекающее и объединяющее все ветви силы. Со мной дружить надо. Кстати, пока не забыл, про мусорскую систему. У тебя есть бумажки на замминистра, я готов их выкупить.

— Чего⁈ — скалится дед Назар.

— Он пробил уже, вреда они ему не могут причинить, лёгкие неприятности только, — продолжаю я. — Так что ничего серьёзного ты себе за них не выбьешь. А так бабло поднимешь.

— Нет, — усмехается Лимончик и опускает-таки своего «Макарова». — Забудь. Проболтался, значит, Чурбанчик, чмошник… Ну, ладно… Не продаются они. А вот камешки продаются. Когда бабки будут?

— За тридцать тысяч? — уточняю я.

— Как узнал, что ты из мира финансов, — кривит урка губы в усмешке, — понял, что продешевил. Теперь хочу полтинник.

— Полтос? — вздёргиваю я брови и говорю с недоверчивой улыбкой. — Не совершай, пожалуйста, ошибку. Мир финансов не менее суровый и жестокий, чем твой собственный. И никто тебе не отдаст ни одной лишней копейки. Ещё и твоё отожмут. Так что, думаю, тридцатка — это явно слишком много. Я сейчас вкладываю бабки, понимаешь? Отобьются они у меня ещё примерно через полгода, когда я смогу вывезти эту лилию сам или найду, как переправить. Я скоро буду ездить за кордон, но пока ещё не езжу, как ты знаешь. Поэтому тут есть некоторая неопределённость. Перепродать эту красоту в союзе нереально. За этими камушками вся ментура гоняется. Думаешь, я не знаю, что это такое?

— И что это такое? — презрительно уточняет он.

— Дальше… — игнорирую я его вопрос. — Вывезу я, передам Еве, она будет продавать. Это у нас с ней первая сделка, тоже риск, а вдруг кинет? А вдруг её кинут или ещё что? То есть рисков дохера, а уверенности нет. Ты своё взял и пошёл, а я получу гораздо меньше, рискую гораздо больше, да ещё и жду неизвестно сколько.

— Чё ты мне тут чешешь⁈ — хрипит Лимончик

— Предлагаю двадцать.

От такой наглости глаза у него округляются, ноздри раздуваются, как у Петра Великого и он набирает побольше воздуха, чтобы познакомить меня со своим видением картины мира. Но вдруг в какой-то момент он замирает и… начинает смеяться. Хрипло, страшно, не по-людски, но всё-таки смеяться.

— Ну, ты и кент, Бро, — качает он головой. — Тебя только пуля остановит, да?

— И пуля не берёт, — усмехаюсь я и оттягиваю горловину водолазки, демонстрируя шрам на груди.

— Ладно, тридцатка остаётся в силе, — кивает он. — Бля буду, ты железный пацанчик. Возможно, просто дурак по юности лет, а может, в натуре фартовый… Только любой фарт временный, это я тебе докажу.

— Ты пойми, — довольно миролюбиво говорю я. — Я в ваши дела блатные лезть не буду. Вот выступлю я на сходке против своих партнёров, и как ты тогда сможешь мне доверять? Значит в будущем я и против тебя смогу показания дать. Или, например, скажу я то, что ты хочешь, а Ферик с Цветом останутся при своих. И что тогда? Как мы с ними будем работать?

— Они точно при своих не останутся. Гарантирую. И тебе без меня не удержаться. Думай сам. Ты такой резкий, отчаянный, в натуре. Но всегда есть то, на чём могут сыграть другие.

— В любом случае, моё дело сторона, — твёрдо говорю я. — А вы уж там сами рулите и разруливайте. Ну, а по экспертизе… да, без экспертизы не получится. Я приведу ювелира. Постараюсь сегодня ещё сообщить, когда буду готов по бабкам.

— Ну, сообщай, чё. Не тяни только кота за яйца. Быстрей давай.

Заехав в гостиницу «Москва» и поднявшись в казино, застаю там Ферика и Цвета. Они сидят за дальним, невидным из-за стойки, «командным» столиком.

— Смотрите, какие люди, — расплывается в улыбке Ферик. — Совсем ведь забыл нас. Раньше, когда в гостинице жил, хоть изредка виделись, а теперь вообще с экранов сошёл.

С ними сидит грузный неопрятный дядька с седой щетиной, большим рыхлым носом и гротескно набрякшими веками.

— Это Артур Адлерский, — рекомендует мне его Цвет. — А это Бро.

Тот одаривает меня тяжёлым взглядом и не произносит ни слова.

— Чего мышкуете, граждане? — спрашиваю я, присаживаясь к столу.

— Да вот, к сходке готовимся, — мотает головой Ферик и трёт затылок. — Считаем армии и дивизии.

— Ну, так когда она будет-то ещё, сходка эта? Назар же кента какого-то ждёт с зоны.

— Дождался уже, есть там один аксакал, который с Туманом сидел, батей Киргиза. Типа всех авторитетом задавит.

— Оу… — киваю я. — Значит скоро случится уже?

— Скоро, да, — подтверждает Цвет. — А именно послезавтра.

Артур Адлерский недоверчиво и грустно, взглядом бассет-хаунда, смотрит на меня в упор. Перед ним стоит бутылка чехословацкого пива и элегантный полупустой стакан со следами пены.

— Послезавтра? — хмурюсь я. — Интересное кино.

Любопытно, почему Назар ни словом не обмолвился об этом?

— Какое кино? — настораживается Ферик.

— А? — оборачиваюсь я к нему. — Просто… я думал ещё нескоро… а тут вот вам, пожалуйста.

Рассказывать о встрече с Лимончиком, да ещё и при постороннем я не собираюсь.

— Говорю же, послезавтра. В «Фиалке», в Сокольниках. Артурчик, скажи, Савоська за кого будет топить?

— Савоська, — сложив брови домиком, вздыхает Артур и выливает в рот остатки пива, — под Лимончика не пойдёт. И Саша Шорин тоже. Им и с вами хорошо, никто ни на кого не катит, всё путём. А этот сразу давить начнёт. Поэтому Москва почти вся не станет за него мазу держать. Но в целом… думаю, тех кто гривой будет кивать, побольше наберётся. Так что мозгуйте сами… А я пошёл. Всё вам рассказал, короче, теперь мне пора.

Он тяжело поднимается, бросая на меня печальный взгляд и, кивнув Цвету с Фериком, вразвалочку идёт к двери.

— Флегматичный Артур, — комментирую я.

— Да, есть у него такая черта, —