– Макар, да сядь ты! Надоел над головой торчать. Раздражаешь.

– Командир, а, командир, ты бы заткнулся. Без тебя тошно.

– А мне хорошо, так что ли?

Сталкеры помолчали.

– Волков, а, Волков? Тебе не кажется, что эти двое нарочно нас подставили?

– Не выдумывай, Макар. У тебя от паучьего яда паранойя пошла. Признай: сами мы с тобой лопухнулись.

Волков был мрачнее тучи: мало того, что причиндалы раздулись и болели, так еще и жутко хотелось «до ветру». А никак! Он уже два раза бегал. Без толку. Хоть доильный аппарат приставляй.

– Как хочешь. Паранойя, не паранойя, только смотри: ты да я – оба трюкнулись, а эти прислонились к стеночке, удобнее им так. Нас эти суки и покусали, а они смеются. Вот теперь и делай выводы.

– Да успокойся ты уже! Запомни: хорошо смеется тот, кто смеется последним! Вообще, радуйся, что эти двое целыми остались. Витек бы нас с тобой живьем сожрал за муринца! Так что будь доволен, что у тебя голова на месте останется, и принимай жизнь, как она есть. А жопа – дело наживное, пройдет.

– С нормальными яйцами ты так не философствовал.

– Вот видишь, ты уже и шутить начал.

Они опять замолчали. Горшок хотел уже уходить, ничего интересного эти болезные рассказать не могли. Жопы, яйца… Урок анатомии какой-то.

В этот момент неугомонный Макар опять подал голос.

– И чего мы этого Кирилла с собой тащим? Кончили бы прямо там. Все равно к одному финалу.

– Хранитель сказал – люминий, значит, люминий… Велел живым его привести. Поэтому живым и приведем. А что он с ним сделает – не наше дело. Ты, главное, моего сигнала не пропусти, а то забудешь со своей задницей все на свете.

В этот момент полог палатки приоткрылся.

– Ну, кто первым?..

Мишка застыл, переваривая информацию. Получается, Витек Кирюху кончить так и так хочет? Тогда что выходит? Ему, Мишке, совсем не надо спасать никакого человечества, а только этого самого Кирилла? Одного? Ну, или с этим, с муринцем. Так это же совсем другое дело, против этого Мишка совсем не возражает. Это можно. Это он точно справится. Один или двое – это не все человечество сразу…

* * *

– Что, когда компот пить будем?

– Не дождетесь.

– А раз так, может, двинемся? И так подзадержались.

И опять туннели, темнота, пыль, камни под ногами. Сампсониевская, мрачная и наводящая жуть. Шли медленно: Волкову каждый шаг причинял боль, а у Макара нога хоть и прошла, но поднялась температура, его знобило и всего ломало.

– Мужики, а, мужики. Волков?

– Чего пристал?

– Может, передохнем. Макар вон еле идет, шатает его.

– Один раз уже передохнули, что на сей раз придумали?

– Ты чего, командир?! Сам не видишь, что человеку худо?

Волков видел, но останавливаться не хотел. Извини, Макар, придется тебе потерпеть.

Ни Векс с Алексом, ни, тем более, Волков с Макаром не обратили внимания на то, что сзади них кто-то идет. Мишка осторожничал, но свет от фонарика не скроешь. Страха Горшок не испытывал, он и раньше не боялся тут пройти, а уж после его недавних приключений даже Сампсониевская казалась милым уютным местом.

Мишка понятия не имел, что и как будет делать, но совсем не беспокоился: будет день, будет и пища. Что сейчас загадывать, если совсем, ни капельки не представляешь, как поведут себя твои враги?

Враги? Мишка от этой неожиданной мысли застыл на месте. Он думает про Волкова, Макара, Виктора как о своих врагах?! Как о каких-нибудь там, господи прости, веганцах?

Но почему?! Тогда и Аркадьевна – враг? И Ильич тоже? И Пинцет? Все обитатели Петроградской – его враги? Получается, так? Нет, Мишка этого совсем не хочет! Они другие, Мишка – другой. Но нигде Горшку не было так хорошо. Совсем как дома. Наверное.

И Мишка заплакал. Всхлипывая, что-то бормоча себе под нос, растирая слезы по чумазому лицу. Горько-прегорько.

Кот, все это время посапывавший у него на шее, выполз со своего места и перебрался на руки. Заурчал, требуя ласки, а потом, словно угадав настроение хозяина, стал слизывать с его лица слезы.

– Мультик… Хороший мой, спасибо.

Горшок перестал плакать так же неожиданно, как и начал. О том, что Горшок только что буквально обливался слезами, теперь напоминали только грязные разводы на лице, опухшие глаза и забитый соплями нос. Теперь Мишка знал, что надо делать. Он спасет их всех, и этих двоих чужаков, и Аркадьевну, и Ильича. И, может быть, на самом деле, все человечество. А эти двое чужаков ему помогут.

И Горшок побежал, спотыкаясь и падая.

* * *

– Постоим немного, а то глаза слепит после этой кишки.

Свет на Ботанической был тусклый, но после черноты туннеля и к нему надо было немного привыкнуть.

– Можете даже присесть, тут никого не водится, не бойтесь.

– Да уж ладно, пешком постоим.

Вот они и дошли. Вексу вдруг отчаянно захотелось курить. С чего? Он уже забыл, когда выкурил последнюю папиросу. Бросил, перетерпел, не соблазнился даже ядреным самосадом. И вот тебе на, после стольких-то лет. Алекс тоже бы закурил. Он-то как раз с табаком никогда дружен не был. А вот сейчас бы курнул. Может, потому, что курносая где-то тут, рядом, ждет?

Оба они были напряжены, и думали, что-то ждет их впереди, тут, на этой недостроенной станции? И пропустили то, что было рядом, прямо сейчас: укол, как комариный укус, и…

* * *

Черт возьми! Все-таки отличное средство, классно вырубает. Гарантированно.

15–17 ноября 2033 года

«Что ты? Кто ты? Кто создал тебя и для чего? Являешься ли порождением ада или несешь в себе код исцеления для умирающего человечества? Тот, кто тебя создал, не мог придумать ничего более совершенного. Царица, настоящая Царица. Прекрасная, неприступная. Владычица…»

Сколько раз Хранитель бывал тут? Сколько раз он восхищался ее совершенством? Сколько еще раз готов приходить сюда и стоять перед ней вот так, на коленях, благоговея от восхищения и ужаса? Всегда, постоянно, до конца дней.

Он спрашивал ее, она отвечала. Она читала его словно открытую книгу. И он, и любой, кого коснулась ее благодать. Но Хранитель никогда не знал ее настоящих мыслей, они были от него скрыты. Он только следовал ее указке, и все. Да и надо ли рабу быть в курсе того, что на самом деле думает хозяин? Для раба должно быть значимо только одно: знать, что желает его господин. Знать и исполнять беспрекословно.

«Так приказывай же, моя госпожа! Назови срок и место, и я выполню все, что ты пожелаешь. Как исполнял раньше, как буду исполнять всегда!»