– А что за дело-то? – опустив глаза, словно бы между прочим спросил кружковод.

Директор поднял глаза:

– Вы о конгрессе финно-угорских народов что-нибудь слышали?

– Нет.

– Вот и я – нет. До сегодняшнего дня, – тихо признался гость. – Из отдела культуры звонили, на почту… Верочка, почтальонша, меня в гараже нашла. Хорошо еще так! А вдруг бы уехал куда? Собирался же на рыбалку… А так – завел машину да к вам.

Да-да, у Говорова имелся личный автотранспорт – синий «четырехсотый» «Москвич» выпуска одна тысяча девятьсот сорок седьмого года. По выходу с конвейера автомобиль стоил целых восемь тысяч рублей, или восемьсот, если новыми. Правда, Аркадий Ильич лет десять назад приобрел эту автомашину с рук за вполовину меньшую стоимость и даже переделал свой покосившийся сарай под гараж, чем вызвал повышенное внимание милиции. Бывший – еще до Ивана Дормидонтовича – начальник ко всем автолюбителям относился однозначно: жулики! Ну а откуда еще восемь тысяч рублей на машину? Разве у честного советского человека могли быть такие деньги? Да конечно же нет! Значит, жулик. Правда, если машина старая и ржавая… И все равно! Всякие там ключи, гайки-винтики и прочие запчасти, каких в частных гаражах видимо-невидимо, – все это что, честно в хозяйственном магазине куплено? Да как бы не так! Сперто по месту работы! Вот всех и проверить бы, этих чертовых автолюбителей, частников поганых, жуликов и выжиг.

Вот и Говорова проверяли. Правда, ни запчастей, ни гаек да винтиков особо-то в его гараже не было, ну, не имел Аркадий Ильич такой душевной страсти – постоянно машину чинить! А ездить – ездил и требующую ремонта машину отгонял завгару дяде Саше Колесникову, а тот уж никогда не отказывал.

– Так, говорю, сразу в машину и сюда…

Толик подавил усмешку: а профессор Арнольд на ветер слов не бросает! И связи у него – закачаешься. Опасный человек… Впрочем, это Резников знал всегда.

– Так что за конгресс?

– А? Так вот я и говорю… – махнув рукой, продолжил Аркадий Ильич. – Пришлось бежать на работу, перезванивать. Конгресс финно-угорских народов… финнов, венгров, эстонцев… ну, и наших вепсов. Пройдет в начале августа в городе Будапеште! Мероприятие политическое, сами понимаете… Так вот, в отделе есть мнение, что и наш Дом пионеров должен принять участие.

– Ого! Так времени-то уже… – Резников покачал головой.

– Так я и говорю! Только там разве кому докажешь? Сказали: фотографии нужны и еще детские рисунки. Ну, пейзажи там, наших мест… Так вы с фотографиями не поможете? – с надеждой вопросил Говоров. – А уж без рисунков мы как-нибудь обойдемся. А я вам потом – отгулы! Целых два… Ну, хорошо – три! Во внеучебное время, в августе…

– Да сделаю, Аркадий Ильич, о чем речь! – с улыбкой заверил Толик. – Правда, я в Койволу на рыбалку собрался… Ну да ладно, завтра с обеда поеду. Там, говорят, щуки… У вас, кстати, спиннинга нет?

Директор просиял лицом:

– Вот спасибо, Анатолий Иванович! Так и знал, что вы не откажете! Так и знал… Снимки уже завтра надо в отдел культуры доставить. Сказали, можно с экспедицией передать. Я их руководителя немножко знаю, профессор Арнольд… А спиннинг я вам вечером завезу, не переживайте!

– Передадим, не вопрос! – улыбнулся Анатолий Иванович. – А насчет рисунков… Нашей милой Юлечке отгулы тоже нужны. Она в августе куда-то там собиралась… – Резников задумчиво прикрыл глаза. – Ну да, собиралась. К подруге, в Саратов, что ли. Меня еще спрашивала: отпустите вы или нет?

– Отпущу, отпущу! – Вскочив со стула, директор замахал руками. – Хоть на Северный полюс отпущу, хоть в космос!

– Вот вместе к Юлечке и зайдем. Прямо вот сейчас. Я только переоденусь. Долго ли акварельки-то? Да, Аркадий Ильич, какого размера фотографии делать?

– Ой! – испуганно воскликнул Говоров. – А они не сказали!

– Обычно двадцать четыре на тридцать шесть – для выставок. А чтобы больше – у нас и бумаги-то такой нет.

– Да делайте, как знаете, дорогой мой Анатолий Иваныч! Только успейте.

– Да что там успевать-то? Долго ли карточки отпечатать? А негативов у меня полно!

Юлечка Хоботова работала в Доме пионеров руководителем художественного кружка, или, как писали в отчетах, «закрывала художественно-эстетическое направление». Год назад Юлечка отучилась где-то в Куйбышеве или Саратове на художника-оформителя, дальше хотела поступать на художественно-графический факультет ЛГПУ имени Герцена, но так и не поступила – завалила теорию напрочь: Клода Моне с Эдуардом Мане перепутала, импрессионизм у них в училище не проходили.

Оставив худграф до лучших времен, Юлечка устроилась на работу в Дом пионеров, справедливо рассудив, что уж там-то куда спокойнее, нежели в школе.

Небольшого росточка, с милым курносым лицом и веснушками, девушка выглядела лет на пятнадцать – не очень-то солидно для взрослой дамы-преподавательницы. Впрочем, ребят на кружок набрала и целый год проработала очень даже успешно. Дети ее не слушались, но любили, а еще очень любили рисовать и даже заняли на местном конкурсе несколько призовых мест! Правда, проверяющие, заглянув к Юлии Васильевне на занятия, от шума чуть не попадали в обморок, однако Говоров свою работницу всегда защищал. Ну и что с того, что дисциплины нет? Это же художники – понимать надо!

От предложения выйти на работу в отпуске Юлечка в восторг не пришла, но за отгулы согласилась, вернее, Резников уговорил:

– Да что там рисовать-то, Юленька? Сами можете.

– Ну, как же, Анатолий, сама? Это же…

– Ну, детишек парочку сегодня, уж всяко, найдете. Найдете ведь, а?

– Ну-у… Я вообще-то завтра в Ленинград собиралась, на целых три дня! – Девушка гордо приосанилась. – Уже и билеты в Кировский театр куплены! На «Жизель»!

– На «Жизель»? Здорово! Ну, так успеете, а вас за это Аркадий Ильич в августе к подружке отпустит. В этот, как его… в Саратов!

– В Куйбышев!

– Ну, в Куйбышев. Отпустите ведь, Аркадий Ильич?

– Отпущу.

– Ну-у… даже не знаю…

Девушка вдруг засмущалась. Дело в том, что коллеги-то отыскали ее на огороде: Юленька пропалывала грядки в чем была – в синих спортивных трусах и старой застиранной маечке. Поначалу-то ничего… Но вот сейчас, поймав на себе пару мужских взглядов, художница застеснялась, смутилась и, решительно тряхнув белесой челкой, решила побыстрее закончить этот разговор…

– Хорошо! Согласна. Часика через два буду… Акварелью мы быстро. Только… – Девушка неуверенно хлопнула ресницами. – А что рисовать-то?

– Что-нибудь местное, памятное, – подсказал Анатолий.

– Ага… Старую церковь можно! Красиво же.

– Не-не! – Аркадий Ильич, возражая, мотнул головой. – Церковь, пожалуй, не надо. А то скажут еще – пропаганда религии и все такое. Лучше