–Молодчик, братишка, теперь не утонем,– услышал я Малыша, стало быть, добрался.

–Боря, ты хоть пулемет свой выкинул, или еще и его тащишь?– улыбнулся я, пытаясь отвлечься.

Смешок вызвал приступ кашля у нас обоих и сильную головную боль у меня лично.

–Да он на палубе лежал, улетел вместе со всеми за борт. Вот Лешка наверняка со своей винтовкой в обнимку кувырнулся, он же свою оптику никогда не выпускает из рук.

–Снайпер же, ему нельзя,– кивнул уже я.

Сколько мы так барахтались, не знаю, нас сносило течением, причем довольно сильно. Еще при встрече с Малышом я заметил краем глаза, что мы уже ушли от переправ метров на триста, а теперь и вовсе где-то далеко, скорее всего. Интересно, вынесет ли нас к берегу когда-нибудь или нет? А если вынесет, то к какому?

–Захарка, нас к городу несет, там немцы, надо к острову как-то грести,– словно угадав мои мысли, сообщил Боря.

–К какому острову, Борь?– крутя головой, я вообще не понимал, где мы.

–Остров тут, вон, слева темнеет, не видишь? Там наши, отсюда пополнения идут, только как к нему прибиться?

–Буду пытаться толкать,– только и смог выдохнуть я.

Уже начинались предрассветные сумерки, когда Малыш вдруг закричал:

–Ноги во что-то уперлись!

Я огляделся и понял, что скорее всего это отмель возле острова. Суша была рядом, кажется, я даже костер увидел где-то далеко. Попытавшись встать, не преуспел, все же рост у меня не как у Бориса. Ушел с головой под воду и вновь пришлось отплевываться, погружение оказалось неожиданным, нахлебался. Вот уж ей-богу, на всю жизнь напился. Нога ныла, ниже колена дергало и вызывало слезы на глазах. Что там, интересно, осколки? Вроде не должны были в нас попасть, мы на палубе за надстройкой находились, она и прикрыла. Переломы? Возможно. Хорошо бы закрытые, а то кровью весь истечешь.

–Эй, на берегу, помогите, вашу маман!– заорал Борис, а я и не заметил, что там кто-то есть. Оказалось, там был пост, трое бойцов сидели тихонько и посматривали в сторону воды, но не выдавали себя.

Как Малыш их разглядел, ума не приложу. Я-то их увидел, только когда зашевелились.

–Борь, я уже стою,– заключил я,– давай помогу.

Я и правда уже встал, на одну ногу, но встал.

–Да где тебе, такого кабана разве поднимешь?

Дальнейшее порадовало и одновременно огорчило. Нас вытащили, да только мы были в таком состоянии, что сразу потеряли сознание, наверное, даже одновременно. Помню только чьи-то лица и все, темнота окончательно взяла верх и силы покинули.

Глаза открылись вновь, передо мной кто-то суетился, по-прежнему вокруг стояла темень, и лица я разбирал с трудом. Голова очень болела, отодвинув боль в ноге на задний план.

–Ну, что тут у нас?– спросил кто-то. Голос с хрипотцой, кажется, человека в возрасте.

–Да вон, товарищ военфельдшер, троих к берегу прибило. Один наш боец и щегол с ним какой-то,– а это уже кто-то молодой.

–Слова выбирай, этот щегол столько жизней спас в городе, да и меня вытащил, полночи в воде держал, я за него голову оторву!– а это бас Малыша, живой, в сознании, значит, все хорошо.

–Мне без разницы, герой тут или нет, я вижу раненого, надо в санбат и оказать помощь, остальное не мое дело!– нейтрально так ответил голос с хрипотцой.

–Что с командиром?– продолжал Боря.

–С лейтенантом? Без сознания, травма живота и, похоже, ребра сломаны.

–Его лечите, я потерплю,– подытожил Малыш.

–Борис, ты как?– спросил я тихо, но присутствующие сразу обратили ко мне свои взгляды.

–Очнулся, Захарка? Да нормально, вон док говорит, ноги у меня поломаны, с рукой пока неясно. У тебя тоже нога сломана, как ты меня вытянул-то, не понимаю?– кажется, Малыш искренне удивлен.

–Да кто бы мне сказал, как? А с головой что, болит ужасно?

–Вы, молодой человек, чудом вообще ее не потеряли. Частичное скальпирование, благо что неглубоко, кожа нарастет, молодой вы еще.

–Понятно, лысый теперь вдобавок,– усмехнулся я и скорчился от боли.

Нас долго куда-то несли, потом везли на лодке, но недолго. Погрузили на телегу, к этому времени уже рассветало и появилась хоть какая-то видимость, долго везли. Лежали мы все вместе, причем Малыш, зараза, занимал больше половины всего свободного места. Меня пристроили на краю, и всю дорогу я был озабочен тем, чтобы удержаться и не вывалиться случайно на кочке. Лошадка попалась смирная, шла тихо, и трясло несильно, но я все же опасался.

Осмотр продолжился в медсанбате, за него тут были большие палатки, установленные в кустарнике. Сначала мне осмотрели голову, врачом на этот раз была женщина средних лет. Я с самого начала глядел на нее, отслеживал реакцию: вглазах у доктора стояли слезы. Она так осторожно промывала мне рану на голове, что я даже забалдел, забыв о боли. Казалось, вернулся в детство, свое, то, что в будущем… или прошлом… Блин, вообще запутался. Помню, как мама частенько сядет возле меня, положит свою мягкую ладонь мне на волосы и медленно так, перебирая пальцами, гладит и гладит, а я тихо млею. Даже в последний раз, когда мама лежала в больнице и умирала, мне всего пятнадцать было, она делала так же. Она долго болела, химия, куча лекарств, к ней никого не пускали кроме отца, он за сиделку с ней был, но я прорвался однажды. Как оказалось позже, успел буквально за пару дней до ее смерти. Увидел ее лежащей на койке, почти ослепшую от химии, и сердце сжалось в кулак. Упал перед ней, заплакал, взял за руку и прижал к лицу. А она положила ладонь мне на голову и тут же прошептала: «Сыночек, ты пришел ко мне…»

Врач промыла и забинтовала мне скальп, ничего не говорила, я видел только слезы в глазах, почему-то самому захотелось плакать. Чуть позже перешла к ноге. Тут доктору помогала сестра, толстенькая бабулька, подносила инструменты, а затем бинты. С меня срезали штаны, ощупали ногу, я чуть вскрикнул и почувствовал, что меня вновь гладят, как бы извиняясь. Ногу забинтовали жестко, привязав какую-то доску, закрепили, значит. Затем военврач вышла, а меня вскоре вынесли и разместили в другой палатке. Почти сразу я уснул и, думаю, проспал очень долго, так как, очнувшись, чувствовал лишь голод.

–Ну, что, братишка, прощай. Увидимся ли еще, не знаю. Я просил, чтобы отправили вместе, но тебя, говорят, в Москву, в детскую больницу повезут, а меня тут, рядом, в армейский госпиталь.

–Борь, я не забуду тебя, никогда не забуду, береги себя, ты очень хороший человек,– ответил я Малышу.

Этот парень проявлял ко мне столько внимания и заботы, что был похож на родного, с детства знакомого человека. Надеюсь, что доживет до Победы, хотя зачем я обманываю сам себя. Наверное, просто посчитал машинально, что пока Малыш ноги вылечит, бойня в Сталинграде, скорее всего, закончится, ну или прихватит самый ее конец. Но ведь это не вся война. Еще долгих два с половиной года биться, будут еще Крым и Донбасс, Курск и Минск, ой, да сколько еще предстоит пройти нашим мужикам, сколько вынести горя на себе, не представить. Я тут, на фронте, плен и школу не беру в расчет, провел всего около двух недель и то насмотрелся по самые гланды. Эх, да чего говорить, легче-то не станет.