— Коммунистка, — уточнил мистер Сандлер. — Очень активная.

— Да. — Арчеру оставалось только гадать, что известно мистеру Сандлеру об остальных. — Теперь Френсис Матеруэлл.

— В последней передаче она не участвовала.

— Да.

— Насколько я понял, вы могли еще две недели привлекать ее в программу.

— Она ушла сама. Ей предложили роль в театре.

— Мне не понравилась девушка, которая ее заменила. В молодости я бегал от девушек с таким голосом как от чумы. Секс, густо намазанный мармеладом. Ей самое место в программах для старшеклассников.

Арчер улыбнулся.

— Вы абсолютно правы. В «Университетском городке» она свое отворковала.

— Рад это слышать. Так что вы можете сказать про Френсис Матеруэлл?

— Профессионально?

— Насчет ее мастерства мне все известно. Высший класс. Речь о другом.

— Если говорить о политических симпатиях… — начал Арчер и тут же замолчал.

— Продолжайте.

— Она коммунистка. Сама в этом призналась.

— Значит, насчет нее журнал не ошибся?

— Нет. Она этого и не скрывает. Гордится тем, что она в партии. Очень романтична. В коммунистическую веру ее обратил мужчина, с которым она была очень близка. Он погиб на войне. Когда-нибудь она встретит другого мужчину, и он тоже обратит ее в свою веру. Так или иначе, но она вышла из игры. Уволилась до того, как ее выгнали.

— Она красивая, не так ли? — спросил мистер Сандлер.

— Да.

— Чертова дура. — Мистер Сандлер решительно бросил «форд» в просвет между двумя автомобилями. — И какое у вас к ней отношение?

Арчер на мгновение задумался.

— Она меня пугает.

На лице мистера Сандлера отразилось изумление.

— Почему?

— Я женат.

Сандлер хохотнул.

— Я вас понимаю. Мы живем в ужаснейшем мире. Девушки с такой внешностью становятся красными. Ранняя женитьба, — твердо заявил он, — единственное решение. Как насчет цветного шутника?

— Атласа? — Арчер замолчал, потому что вдруг понял, что ему хочется сказать о комике что-то не слишком приятное, и устыдился этого. — Как он вам?

— Он меня смешит. Мне будет его недоставать.

— Не только вам.

— Вы с ним говорили?

— Да.

— И что он вам сказал?

— Ничего. Посмеялся надо мной. У него в голове одно — цвет кожи. Если она у тебя белая, значит, ты — его враг. Атлас говорит, что собирается перебраться во Францию.

— Сильно, однако, изменилась жизнь, — качнул головой мистер Сандлер. — Двадцать лет назад цветные сотрудники не угрожали уехать во Францию, если ты задавал им вопрос.

— Двадцать лет назад они не зарабатывали двадцать тысяч долларов каждые тридцать девять недель, — добавил Арчер.

— Пожалуй, нет. Вы не в восторге от Атласа, не так ли?

— Не в восторге, — признал Арчер. — Он доставляет немало хлопот. И ясно дает понять, что презирает меня. Общаться с ним — удовольствие маленькое.

— Актеры, — хмыкнул Сандлер. — Сложно все это. Во всяком случае, для промышленника, завод которого производит лекарства. Когда слушаешь Атласа по радио, так и подмывает позвонить на студию и пригласить его в дом.

— В этом мире лучшей маскировки, чем талант, не найти.

— И как бы вы хотели с ним поступить? — резко спросил Сандлер.

— Я бы хотел оставить его в программе. Его роль очень велика. И я уверен, что он не коммунист. На политику ему наплевать. Он держится особняком, сам по себе.

— В прошлую избирательную кампанию он агитировал за этого Уоллеса и подписывал многие очень любопытные петиции.

— Так или иначе, — Арчеру оставалось только гадать, откуда мистер Сандлер все это знает, — стремление у него одно — подложить белым побольше свиней. Остальное его не интересует. Поэтому я не думаю, что за этим стоят политические воззрения. Атлас действует на уровне рефлексов.

— Кто-нибудь может заменить этого сукина сына?

— Нет.

Мистер Сандлер что-то пробурчал, нависнув над рулем, и в первый раз Арчеру показалось, что он задел в спонсоре какую-то струнку.

— Как насчет остальных. Уэллер?

— Если бы она выступала на сцене, критики написали бы, что она профессионально справилась с ролью.

— И что сие означает?

— Не прыгнула выше головы, но и не испортила обедни.

— Значит, ее можно заменить?

Арчер замялся, но потом подумал, что какой-то результат может дать только полная откровенность.

— Ее можно заменить, но мне бы этого не хотелось.

— Милая дама? — Мистер Сандлер нетерпеливо нажал на клаксон. Идущая впереди машина, за рулем которой сидела женщина, ушла вправо, и «форд» проскочил мимо.

— Очень милая, — подтвердил Арчер. — Насколько мне известно, единственная ее провинность состоит в том, что она позволила напечатать свою фамилию в программке мирной конференции, которую проводили коммунисты.

— И больше ничего?

У Арчера возникло ощущение, что об Элис мистеру Сандлеру известно кое-что еще, поскольку о других он знал достаточно много.

— Насколько мне известно, нет.

— Вы ничего не стали бы скрывать от меня, не так ли, Арчер? — Розовые ручки крепко сжимали руль.

— Может, и хотел бы скрыть, — Арчер чуть улыбнулся, — но не стал бы.

— Ага, — кивнул мистер Сандлер. — Почему?

— Элис Уэллер — вдова. Не становится моложе. Воспитывает четырнадцатилетнего сына. Ее муж был моим другом, и я чувствую, что несу за нее ответственность.

Мистер Сандлер повернулся к Арчеру. В его взгляде читалось одобрение, словно ему импонировала честность режиссера.

— Вы по-прежнему чувствуете, что несете за нее ответственность?

— Я чувствую, что мне ее очень жалко. — Арчеру вспомнилось увядающее лицо, нелепая одежда, красные, растрескавшиеся руки.

— И последний. — Сандлер решил, что с Уэллер ему все ясно. — Эррес.

— Он очень хороший актер. — Вот тут Арчер занервничал. — Лучше просто не найти.

— Моя жена говорит то же самое. Слушает каждую неделю. Словно божественную проповедь. Ей можно доверять. Она ездит в Нью-Йорк и смотрит все спектакли. Очень умная женщина. Она считает Эрреса красавчиком. В прошлом году даже познакомилась с ним на какой-то вечеринке. Она выходит в свет.

Может, подумал Арчер, Эрресу удастся избежать общей участи благодаря впечатлению, которое он произвел на стареющую домохозяйку из Филадельфии, которая ездит в Нью-Йорк на все спектакли. И светлые волосы, белозубая улыбка, врожденные безупречные манеры принесут свои плоды…