00:00:35

– Иди, – закашлялась миссис Элм. – Живи.

Нора пошла сквозь пелену пыли и дыма в направлении, которое ей указала миссис Элм, а потолок продолжал обваливаться.

Было трудно дышать и смотреть, но ей кое-как удавалось отсчитывать стеллажи. Искры от лампочек падали на голову.

Пыль оседала в горле, вызывая рвотные позывы. Но даже в пылевом тумане она видела, что большинство книг теперь в огне. Вообще, все полки были объяты пламенем, и его жар, казалось, обладал собственной силой. Некоторые полки с книгами загорелись раньше, и от них уже остался лишь пепел.

Как только она достигла одиннадцатого стеллажа, на нее свалился обломок потолка, ударив и сбив с ног.

Зажатая под обломком, она почувствовала, как ручка выскользнула из руки и укатилась прочь.

Ее первая попытка освободиться оказалась неудачной.

Вот и все. Я умру, хочу я этого или нет. Я умру.

Библиотека была разрушена.

00:00:41

00:00:42

Это был конец.

Она вновь была уверена в этом. Она погибнет здесь, ведь все возможные жизни вокруг нее истлели.

Но затем она увидела нечто среди короткого просвета в дымовой завесе. Там, на одиннадцатом стеллаже. Третья полка снизу.

Брешь в огне, пожиравшем все остальные книги на полке.

Я не хочу умирать.

Ей нужно постараться: она должна захотеть жизнь, которая всегда казалась ей нежеланной. Ведь так же, как эта библиотека была ее частью, так и все ее другие жизни. Возможно, она не пережила все, что испытывала в этих жизнях, но у нее была способность к этому. Пожалуй, она упустила те возможности стать олимпийской пловчихой, или путешественницей, или владелицей виноградника, или рок-звездой, или спасающим планету гляциологом, или выпускницей Кембриджа, или матерью, или миллионом других ролей, но она все еще была всеми этими людьми. Это все была она. Она могла стать всеми этими удивительными людьми, и это не было так печально, как ей казалось прежде. Вовсе нет. Это вдохновляло. Потому что она теперь видела все, что могла сделать, когда очнется. И понимала, что в действительности эта жизнь, которую она проживала, имела свою логику. Ее брат был жив. Иззи была жива. И она помогла мальчику не пойти по кривой дорожке. То, что порой ощущается как ловушка, на самом деле – лишь иллюзия. Для счастья ей не нужен виноградник или калифорнийский закат. Ей даже не нужен большой дом с идеальной семьей. Ей просто нужен потенциал, возможность. И Нора была этим чистым потенциалом. Она удивлялась, как она могла не видеть этого прежде.

Она услышала голос миссис Элм, откуда-то из-под стола далеко позади нее, прорывающийся сквозь грохот.

– Не сдавайся! Не смей сдаваться, Нора Сид!

Она не хотела умирать. И она не хотела проживать никакую другую жизнь, кроме своей. Той, которая была мучительным барахтаньем, но это было ее личное мучительное барахтанье. Прекрасное мучительное барахтанье.

00:00:52

00:00:53

И она извивалась, толкалась и сопротивлялась обломку потолка над ней, и, пока ускользали секунды, ей удалось – с усилием, которое обжигало и душило легкие, – вновь встать на ноги.

Она пошарила рукой по полу и нашла ручку, уже под толстым слоем пыли, побежала сквозь клубы дыма и достигла одиннадцатого стеллажа.

И она была там. Книга, которая не горела. Все еще там, идеально зеленая.

Уклоняясь от жара, осторожно, указательным пальцем она поддела корешок и вытянула книгу с полки. А затем сделала то, что всегда. Открыла ее и попыталась найти первую страницу. Но трудность заключалась в том, что ее не существовало. Во всей книге не было написано ни слова. Совершенно пустая. Как и другие книги, она была о ее будущем. Но в отличие от них, в этой будущее не было написано.

Итак, это она. Ее жизнь. Ее осевая жизнь.

И она была пустой страницей.

Нора замерла со старой школьной ручкой в руке. Прошла уже почти минута после полуночи.

Другие книги на полках превратились в угли, пепел, и лампочка мерцала сквозь пыль, слабо освещая трещины в потолке. Огромный кусок вокруг лампочки – очертаниями напоминавший Францию – готов вот-вот упасть и раздавить ее.

Нора сняла колпачок с ручки и прижала открытую книгу к обгоревшей полке.

Потолок издал стон.

Оставалось недолго.

Она начала писать. Нора хотела жить.

Она закончила и подождала немного. К сожалению, ничего не происходило, и она вспомнила слова миссис Элм. Хочу – любопытное слово. Оно означает нехватку. Так, она перечеркнула строчку и попыталась еще раз.

Нора решила жить.

Ничего. Она попробовала снова.

Нора была готова жить.

Все еще ничего, даже когда она подчеркнула слово «жить». Все уже было сломано и разрушено. Потолок падал, стирая все, круша стеллажи и превращая их в груды пыли. Внезапно она увидела фигуру миссис Элм: библиотекарша вылезла из-под стола, где укрывала Нору, и стояла там без страха, а потом исчезла полностью, когда крыша обрушилась на зал, удушив остатки огня, и погребла под собой стеллажи и все остальное.

Нора, задыхаясь, больше ничего не могла разглядеть.

Но этот пятачок библиотеки еще держался, и она все еще была там.

В любую секунду все исчезнет – она это знала.

И она прекратила выдумывать, что бы ей написать, и в чистом остервенении просто вывела первое, что пришло ей в голову, то, что она чувствовала внутри себя как дерзкий беззвучный рев, который мог пересилить любое внешнее разрушение. Единственную истину, которая у нее была, истину, которой она теперь гордилась и которой радовалась, истину, с которой она не просто смирилась, но и приветствовала ее открыто, каждой пылкой молекулой своего бытия. Истину, которую она торопливо, но твердо нацарапала, с силой нажимая на бумагу стержнем, заглавными буквами, – от первого лица, в настоящем времени.

Истину, которая была началом и семенем всего возможного. Бывшее проклятие и теперешнее благословение.

Два простых слова, вмещающих в себя мощь и потенциал мультиверсума.

Я ЖИВА.

И тут пол затрясся в неистовстве, и последние остатки Полночной библиотеки обратились в пыль.

В одну минуту и двадцать семь секунд после полуночи Нора Сид отметила свое возвращение к жизни, заблевав пуховое одеяло.

Жива, хотя и едва.

Задыхающаяся, измученная, обезвоженная, барахтающаяся, дрожащая, отяжелевшая, в бреду, с болью в груди и с еще более сильной головной болью – хуже чувствовать себя было невозможно, и все же это была жизнь, и причем именно такая, какую она хотела.