он, а затем, к моему удивлению, поворачивается в моих объятиях и позволяет мне утешить его.

Глава 29

Видя меня снова с Йеном, Ричард только усиливает преследование. Он присылает мне текстовые сообщения, которые я расшифровываю голосом, или мне читает Йен. После этого у него всегда щелкает мышца на челюсти. И неизменно он чувствует потребность прикоснуться ко мне, обычно в очень интимном месте.

Но, если не считать этой смс-игры, в которую я играю с Ричардом, и которая не выходит за рамки легкого флирта, ничего по-настоящему скандального не происходит, моя жизнь довольно хороша.

Мама очень хорошо себя чувствует последние пару недель, но ее врач советует не выходить на улицу слишком часто. Ее иммунная система очень слаба, и он говорит, что даже простуда может быть опасна. Сегодня вечером Йен заказывает ужин в «Le Cirque», чтобы его доставили в Центральные башни вместо того, чтобы идти куда-то.

— Тайни сказала, что твои родители умерли.

— Да. Мой отец умер от сердечного приступа, когда мне было тринадцать, а мать скончалась, когда мне было пятнадцать.

— Мне очень жаль. Тебе слишком рано пришлось взять на себя ответственность.

— Это то, что сделало меня мной, — отвечает Йен, пожимая плечами, как будто провести последнюю часть подросткового возраста в одиночестве — это нормально и легко.

— Надеюсь, ты не поймешь меня неправильно, но я хотела бы дать тебе небольшой совет. Не о Тайни, конечно. Я бы не осмелилась туда лезть. Но совет по жизни.

— Конечно, — он сжимает мою руку, давая понять, что инквизиция и советы его не беспокоят.

— Жизнь быстротечна, почти эфемерна. Не тратьте ни минуты, ни даже секунды на то, что не важно. А если у вас есть что-то важное, сделайте все, чтобы удержать это. Не думайте, что завтрашний день принесет вам что-то лучшее. Цените то, что есть сейчас.

— Обязательно, Софи. Спасибо за заботу, и что поделилась ею со мной.

Она краснеет от удовольствия, слыша комплимент, а я внутренне радуюсь его пониманию того, что она любит меня и начинает заботиться о нем, поэтому мама достаточно смела, чтобы высказать свои опасения.

В воскресенье, накануне дня химиотерапии, я веду ее в музей Фрика. Она говорит, что хочет провести время со мной. Это наш любимый музей, и не потому, что по воскресеньям там действует политика «Плати, сколько хочешь». Сегодня я опускаю полтинник, чтобы покрыть все другие посещения, когда мы ничего не платили. Фрик — это сундук с сокровищами, всего два этажа, на которых представлено все: от Фрагонара — любимца моей матери, до Уистлера. Мы гуляем по музею, держась за руки, и заканчиваем экскурсию в атриуме.

Фонтан работает, вода тихо журчит по каменным чашам и стекает в бассейн внизу. Листва помогает смягчить каменные стены и высокие колонны. Атмосфера и стеклянный потолок настолько успокаивают, что каменные скамейки, несмотря на их твердую поверхность, кажутся удобными.

— Трудно поверить, что в этом месте кто-то жил. Можешь представить, что в вашей гостиной есть отражающий бассейн?

— Я не могу представить, как за ним нужно ухаживать.

Затем мы улыбаемся друг другу, потому что этот разговор происходит в конце каждого визита.

— Я так рада, что у тебя есть Йен, — говорит она.

— Не уверена, что он у меня есть, так как меня тащат за одной из его шикарных машин, пока он мчится к какому-то, известному только ему месту назначения.

— За последние три года я поняла одну вещь: нужно использовать возможности для счастья, когда они появляются. Не закрывай эту возможность. Дай ему шанс. — Она сжимает мои руки и смотрит в окно на верхушки деревьев Центрального парка. — Я не хочу, чтобы ты осталась одна.

— Не хочу. — Я наклоняюсь и целую ее в щеку, не обращая внимания на ощущение тонкости ее кожи, ставшей словно бумага. — У меня есть ты.

Когда мы отъезжаем, Стив прогуливается по Пятой авеню.

— Не нужно ждать такси или автобуса, хотя это, конечно, стоит дополнительных усилий. — Мама подмигивает мне. Стив выходит из машины и помогает маме сесть в нее, осторожно устраивая ее ноги на подставке. Авантюра истощает все ее силы, и она засыпает еще до того, как мы въезжаем в Мидтаун. Должно быть, Стив звонит заранее, потому что Йен встречает нас у обочины.

— Спасибо, Стив. Увидимся утром. — Мы вдвоем помогаем маме подняться в квартиру. Он бросает на меня обеспокоенный взгляд, поддерживая ее хрупкий вес, но я отказываюсь признавать беспокойство в его глазах.

— Она в порядке, — говорю я ему.

— Ложись со мной, Тайни, — говорит она, когда мы заходим в ее спальню. Я игнорирую беспокойство Йена и помогаю маме лечь в кровать.

С помощью пульта я закрываю шторы и переворачиваюсь на бок, чтобы пообниматься с мамой, как мы делали в детстве. Поскольку нас было двое, мы часто спали вместе, даже когда я подросла. Но сейчас, лежа здесь с ней, я чувствую себя так, будто я — защитник, а она — мой ребенок.

— Я люблю тебя, мамочка, — шепчу я, кладя руку ей на грудь.

— Я тоже тебя люблю, дорогая. Больше, чем все звезды на небе. — Ее прохладная рука накрывает мою, слегка сжимая, пока она погружается в сон. Ее ровное дыхание успокаивает, и я позволяю своим заботам улетучиться, укутавшись в дорогой плед в этой роскошной квартире и держа маму за руку, пока мой любимый ждет меня.

Это все, на что я могу надеяться.

Но пока я сплю, меня обдает холодом, и я просыпаюсь. Рука мамы ледяная, а из носа течет кровь, капая на наволочку. По бокам ее лица темная, уродливая лужа.

— Йен! — кричу я, тряся маму, но она не реагирует. — Йеннннн!

Он стоит в дверях, а затем оказывается рядом со мной.

— Я уже позвонил в 911. — В его руке телефон.

Он засовывает палец ей в рот, а затем откидывает голову назад, чтобы прочистить дыхательные пути. Затем дует ей в рот. Один раз. Дважды. Он качает ее грудь, сложив одну руку поверх другой. Дует и качает снова и снова, а я прижимаю руки ко рту, чтобы сдержать крики внутри себя.

Я не замечаю ни подъехавшей машины скорой помощи, ни срочности медиков, которые готовят мою маму к поездке в больницу. Я замечаю только звуки. Пронзительный свист сирены, когда мы мчимся по направлению к больнице. Цифровые сигналы аппарата. Стук реанимационной машины. Это симфония, играющая похоронный марш. Но барабанный бой, который я хочу услышать, так и не наступает.

Я