Я схватил табуретку и уселся прямо напротив бывшей пленницы. Настолько близко, что между нашими лицами нельзя было провести растопыренной ладонью не задев чьего-нибудь носа. Девушка тут же попыталась отпрянуть, но я грубо схватил ее за руку, перебарывая неприязнь от прикосновения к чужой коже, и удержал на месте.

— Я не Чук с Чаком, и не стану тебя жалеть. Я скажу тебе прямо. Ты — ничтожество. Ты жалкое никчемное существо, которое замкнулось в жалости к себе. Просто знай, что если ты решишь покончить с собой, то никто не будет страдать и рвать на себе волосы. Все просто пожмут плечами и продолжат жить, как ни в чем не бывало. О тебе уже через седмицу никто не вспомнит, потому что ты всем безразлична.

Глаза Кары расширились, словно я ее ударил, и слезы тоненькими ручейками заструились по щекам.

— За что ты так со мной?! — Выдохнула она, сдерживая рыдания. — Разве ты не видишь, что мне и так плохо?!

— Ну и что? — Невозмутимо пожал я плечами. — А кому сейчас легко? Моя мать, к примеру, бросила меня пару лет назад, а отец трусливо убил самого себя желчью пернатой рыбы, лишь бы не делить со мной кров. Как думаешь, должен ли я тебя пожалеть из-за того что твой папаша выставил тебя из дома?

— Но… это… — от шока Кара даже не знала что сказать, поэтому просто бестолково разевала рот, тщетно пытаясь сформулировать свою мысль.

— Что? Ну что?! Говори!

— Я в безвыходном положении! — Горячо выпалила она. — Мне просто некуда идти!

— О-о-о, — нарочито печально протянул я, — да ты даже глупее, чем я думал вначале. Запомни, Кара, ты не знаешь, что такое настоящая безысходность. Ты просто бесполезный кусок мяса, который вместо того, чтобы смаковать короткий миг своей никчемной жизни, ноет и пускает сопли, полагая что с ним обошлись несправедливо. Но знаешь, что будет потом, когда ты все-таки решишься на смерть?

Девушка не ответила. Она всхлипывала все громче, пока не зарыдала в полный голос. Но на меня ее горе не произвело никакого впечатления.

— Едва твое сердце ударит в ребра последний раз, — спокойно продолжал я, гипнотизируя Кару немигающим взглядом, — как ты обнаружишь, что попала в ад. Там тебя ждет пытка длинною в вечность. Боль, страх, осколки убитой надежды и бесконечные страдания. Там дни, годы и тысячелетия смазываются в одну бесконечную череду, и выхода из этого порочного круга попросту не будет. То, что с тобой сделали работорговцы, это лишь бледная тень тех ужасов, которые с твоей душой будут вытворять приспешники Дьявола. ТОЛЬКО В ИХ КОГТИСТЫХ ЛАПАХ ТЫ ПОЗНАЕШЬ, ЧТО ТАКОЕ НАСТОЯЩАЯ БЕЗЫСХОДНОСТЬ!

Меня самого так зацепила моя речь, что мне захотелось ударить эту глупую девчонку, чтобы она ощутила хотя бы ничтожную крупицу того, что ожидает ее в объятиях слуг Князя Боли. Но она и так была достаточно сломлена, и подобный шаг мог только все испортить, так что мне пришлось сдержать свой неуместный порыв.

— Да, тебя изнасиловали, — продолжил я уже гораздо спокойней. — Да, тебя изгнал из-под родной крыши собственный отец. Да, у тебя нет средств к существованию. Но ты все еще жива! Так и борись за свою жизнь, а не скули, как побитая собака в канаве! Пойми одну простую вещь, Кара. Миру на тебя плевать. Он о тебе не вспомнит. Твоя жизнь — это только твоя жизнь! Распрощавшись с ней, ты не навредишь никому, кроме самой себя. И если ты думаешь, что смерть принесет покой и избавление, то это не так. А теперь подумай, ты все еще хочешь раньше времени заглянуть за эту грань?

Девушка съежилась, спрятав лицо в ладонях, и тихонько всхлипывала. Я ощущал ее страх и колебания. Мои слова сильно задели ее, но вместе с тем заставили и задуматься. А темная бездна ада, таящаяся в глубине моих глаз, не позволяла Каре воспринимать мои слова легкомысленно.

— Посмотри на меня, девочка, — грозно сказал я, на короткий миг забывая, что тело Данмара младше нее.

— Нет… — Кара зажмурилась и отрицательно помотала головой, боясь поднять взгляда.

— Я сказал, посмотри.

Казалось, что сталью в моем голосе можно поранить кого-нибудь физически, но упрямая девчонка от этого зажалась еще больше, не желая исполнять мой приказ. Ну что ж, не хотел распускать руки, но, видимо, иначе мне до нее не достучаться. Не обращая внимания на сопротивление, я грубо схватил девушку за лицо и насильно заставил смотреть на себя.

— Ты должна знать, — сказал я ей, без особого труда перебарывая ее сопротивление, — что смерть ужасна. Она не несет ни избавления, ни облегчения. Но, быть может, если ты проживешь достойную жизнь, не имея за душой смертных грехов, может тогда участь твоя станет иной? Только тебе под силу узнать это…

Я отпустил девушку и отошел от нее. Правда, сделал это излишне поспешно, и она не могла этого не заметить.

— Тебе настолько противно меня касаться? — Спросила она со жгучей обидой в голосе, потирая красные следы от моих пальцев на щеке. Вот уж воистину говорят, что женщины странные. Минуту назад она планировала самоубийство, если верить Чаку и Чуку, а сейчас ее задевает, что я отдернул от нее свою руку… В моей голове тут же некстати вспыли слова Флогии о разбитых девичьих сердцах, которые неизменно будут меня сопровождать на моем жизненном пути. Но пока я решил задвинуть эту мысль поглубже. Данмару всего одиннадцать, и еще, наверное, рано говорить о влюбленностях…

— Я вообще не люблю ничьих прикосновений, — откровенно признался я. — И конкретно ты здесь ни при чем. Всего хорошего, Кара. Просто подумай над моими словами.

Уходя, я бросил короткий взгляд на девушку, пытаясь оценить эффект от моей эпатажной речи. И хоть бывшая пленница пребывала после моей выходки в полном недоумении, если не сказать ступоре, но все же в ее пустых глазах зажегся ранее отсутствовавший огонек упрямства. Нет, даже не огонек, а жалкая едва заметная искорка. И теперь только от Кары будет зависеть, разожжет ли она ее в неистовое пламя, которое пронесет с собой сквозь годы и десятилетия. Либо же позволит ей потухнуть и осыпаться серым могильным прахом.

— Ну? Данмар, что там? — Тут же сунулся ко мне Чак, едва я вышел из комнаты.

— Там все плохо, — ответил я без всяких прикрас, — но, думаю, мысли о самоубийстве ее на некоторое время покинут.

— А можно к ней? — С придыханием спросил брюнет. — Она так плачет…

— Лучше не суйся, — предостерег я парня от неосмотрительных действий. — Она получила небольшую встряску, и ей пока лучше побыть наедине со своим горем. Не мешайте. Когда она будет готова, то сама выйдет к вам.

— Спасибо, Данмар… — Чак потупил взор, словно стеснялся своих слов. — Ты… ты столько для нас сделал, и продолжаешь делать! И это несмотря на то, что мы познакомились, когда хотели тебя обворовать… ты настоящий… друг!

— Бросьте, парни, — махнул я рукой, натягивая на лицо улыбку. — Всякий достоин получить шанс на исправление. Разве нет?

— Кхм… ты как всегда прав. Спасибо тебе за все!

— Сочтемся.