Да, родня у Кеши была по большей части небогатой, простой, но зато очень дружной. Зазнайка Галина Павловна здорово ошиблась, когда в свое время не захотела общаться с этими людьми. Не отвернись она от родных своего мужа, глядишь, и не пришлось бы ей на старости лет куковать в одиночестве и считать жалкие копейки своей пенсии. Они бы ей обязательно помогли. Да и про судьбу полотен сына Пети несчастная мать узнала бы гораздо раньше.

– Но все-таки странно, если Галина Павловна получила большие деньги за проданные картины Пети, почему у нее такой вид, словно она нищая? Может, она просто притворяется?

– Вспомни ее квартиру. У тебя еще есть сомнения в том, что мать известного Пети Иванова – нищая?

Произнеся эти слова, Леся нахмурилась. Что-то не давало ей покоя, какой-то незначительный штришок, который зацепил ее в квартире Галины Павловны. Но это была такая мелочь, которой Леся в свое время не придала значения, а теперь не могла понять, что же ее тревожит.

Между тем Галина Павловна немного пришла в себя после пережитого шока. Она подошла к Гликерии Карповне и завела с ней разговор о своем сыне.

– Я вижу, у вас все стены увешаны картинами моего сына, – донесся до слуха подруг ее голос. – Могу я спросить, откуда они у вас?

– Когда-то мой муж их лично приобрел у самого Пети.

– О-о-о… Я знала, что у Пети имелся постоянный покупатель. Но суммы, которые мой сын получал за эти картины, были невелики, не так ли?

– Больших денег у нас, голубушка, отродясь не водилось, – развела руками Гликерия Карповна. – Но мой муж хоть и не профессор, а пожалел бедного мальчика.

– Петя не нуждался в вашей жалости! – вспыхнула Галина Павловна, но тут же спохватилась и взяла себя в руки, заулыбалась, о чем-то защебетала.

Наблюдая за ней со стороны, подруги были поражены. Оказывается, замороженная и заторможенная Галина Павловна совсем не такая! Она может быть и обаятельной, и улыбчивой. Наверное, когда-то своей улыбкой она очаровала старого профессора. А теперь вот «включила» обаяние специально для Гликерии Карповны. Но зачем? Однако, что бы ни задумывала Галина Павловна, она явно улыбалась с четко определенной целью. Бывают такие люди, которые вроде и умеют одаривать своим обаянием, но используют его для своей личной выгоды. Да что далеко ходить, тот же Лисица вовсю пользовался своим обаянием. И не он один. Подруги тоже овладели этим искусством, хотя, надо полагать, не так виртуозно, как Галина Павловна.

– Ты смотри, твоя-то свекровь прямо вся растаяла. И про сына, которого сегодня в землю закопали, уже забыла. Беседует о чем-то с этой Галиной, улыбается.

Нотариус Рогожкин тоже заметил значительное потепление в отношениях между двумя женщинами. Ему это совсем не понравилось. Он встал из-за стола и начал пробираться к ним поближе. Двигался он медленно и успел как раз к тому моменту, когда Гликерия Карповна указала своей новой подруге на стену, где висел портрет высокой бледной женщины в голубом платье, и произнесла:

– Мне всегда казалось, что эту картину Петя рисовал с тебя.

– Это в самом деле я.

– Ну надо же! – искренне обрадовалась своей проницательности Гликерия Карповна. – Тогда, я думаю, картина должна принадлежать тебе.

– О нет! Я не могу! Ваш муж в свое время заплатил моему сыну деньги, и сейчас…

– А сейчас мой сын дарит тебе эту картину! – веско произнесла Гликерия. – Бери, не стесняйся, это тебе от чистого сердца!

Рогожкин эту фразу услышал и засуетился.

– Гликерия Карповна, дорогая вы наша, не совершайте поспешных поступков! Ваша доброта нам всем и без того хорошо известна. К чему такая щедрость?

– Да помилуй, голубчик, в чем же щедрость? – удивилась Гликерия Карповна. – Картинки-то бедного мальчика совсем ничего не стоят! Уж ты прости меня, Галя, только ведь это правда.

Галина Павловна кивнула, но ее пальцы цепко ухватились за подаренную ей картину, так что даже костяшки на них побелели. Она явно получила, что хотела. И теперь, опасаясь, как бы Гликерия не передумала, начала бочком продвигаться к выходу, прижимая полученную картину к груди.

Нотариус кинулся за ней следом.

– Галина Павловна, верните картину на место! – свистящим от злости шепотом произнес он. – Верните, вы не имеете права ее брать! Эта картина вам не принадлежит!

– А кому она принадлежит? Может быть, вам, дорогой нотариус?

Это был сильный удар, но Рогожкин его выдержал. Помотав головой, словно разгоняя невидимый туман перед своими глазами, он внезапно просветлел лицом и воскликнул:

– Галина Павловна, поставьте картину! Все имущество тут, в квартире, вместе с самой квартирой завещано другому человеку! Гликерия Карповна не имеет права распоряжаться в квартире своего сына!

– Она подарила мне мой собственный же портрет! Написанный моим покойным сыном! Разве на это нужно специальное разрешение?

Галина Павловна не собиралась расставаться со своим трофеем. Аналогичным образом и Рогожкин не собирался выпускать его из своих лап. Он тоже вцепился в портрет и потянул его на себя. Галина Павловна отличалась субтильным телосложением, от толчка она полетела вперед, но на ногах устояла. Свободной рукой она ухватилась за стол, но продолжала молча тянуть картину на себя.

– Галина Павловна…

– Подите прочь!

– Отдайте картину!

– Убери лапы, хапуга! Это не твое!

Внезапно раздался треск. Рама, в которой находился портрет, развалилась на две части. Одна осталась в руках у матери художника, вторая оказалась у нотариуса. А само бесценное полотно упало на пол. Но лежало оно там недолго. Замешательство противников было коротким. Уже через секунду Галина Павловна кинулась к упавшему полотну. А спустя еще пару секунд сверху на нее налетел нотариус.

Рогожкин был выше и гораздо тяжелее своей противницы, так что Галина Павловна не смогла удержаться на ногах. Она упала, и нотариус, также не устояв, рухнул на нее и картину. И тут случилось ужасное. Недостаточно прочный подрамник громко треснул под телами сражающихся. И когда обоих драчунов подняли на ноги и развели в разные стороны, на полу лежала только кучка смятого холста с остатками картины.

– Ах!

– Вы ее погубили!

Несмотря на то что картина, казалась, была безвозвратно испорчена, Рогожкин и Галина Павловна все равно рвались к ней. Они протягивали руки, и каждый пытался схватить и утянуть картину поближе к себе. Наблюдавшие за этим гости безмолвно таращили глаза, не в силах понять, что происходит.

Одна Гликерия Карповна на правах хозяйки поминок пыталась навести дисциплину, ежесекундно восклицая:

– Ах, батюшки! Да что же вы такое творите, дорогие мои? Ох, святые угодники! Перестаньте!

Куда там! Галина Ивановна с нотариусом словно обезумели. Они перестали тянуться к погибшей картине, вырвались из рук тех, кто их удерживал, и начали срывать со стен другие картины.