– Дорогая…

– Я вам никакая не дорогая! Не смейте меня так называть!

– Хорошо, Галина, не сердитесь! Умоляю вас, выслушайте меня! Я и сам ничего не понимаю. Эта дарственная такой же неприятный сюрприз для меня, как и для вас. Кеша ни о чем таком меня не предупреждал. Когда мы с ним составляли завещание, подразумевалось, что все его имущество находится в его руках.

– Ой ли? А я вот думаю, дорогой мой нотариус, а не затеяли ли вы какую-то игру за моей спиной?

– Ну что вы! Понять не могу, откуда взялась эта дарственная!

– Но вы ее хорошо изучили?

– Да!

– И что?

– Она подлинная, насколько я могу судить.

– Значит, сделать ничего нельзя?

– Она датирована более поздним сроком, нежели наше завещание. Кеша на тот момент был еще жив, он был волен распоряжаться своим имуществом, как ему было угодно. Нет, сделать ничего нельзя.

– А если вы исправите завещание Кеши?

– Это невозможно! Делу уже дан ход. Если бы я только знал, я бы мог придержать бумаги у себя в конторе, где их никто бы не увидел. Но сейчас… уже слишком поздно.

– И что? Картины достанутся этой нахалке? Как Кеша мог так поступить!

– Вспомните, эта девушка долгое время встречалась с Кешей. Потом мы подсунули ему Анфису. Надо отдать должное последней, она ловко увела жениха у соперницы. Кеша всегда был скуповат. А когда я по его просьбе «навел справки» о благосостоянии Анфисы и подтвердил, что она богата, он недолго колебался. Мигом произвел рокировку своих невест. Но, видимо, какую-то вину перед оставленной девушкой он все же испытывал, раз сделал ей такой подарок.

– Шикарный подарок, вы не находите?

– Кеша не знал о стоимости картин.

– Зато вы знали! Возможно, это ваш очередной трюк, чтобы оставить меня с носом? Но в таком случае я вас предупреждаю, я этого так не оставлю. Теперь я не прежняя одинокая и слабая женщина, которую вы могли обманывать. Теперь у меня есть защитник! Вы знаете, о ком я говорю!

Кажется, слова Галины Павловны заставили нотариуса занервничать еще сильнее. Дрогнувшим голосом он проблеял:

– Галина, не гневайтесь, умоляю!

– А что еще мне делать? Картины моего сына уплывают в чужие руки! Только ради них я согласилась на эту вашу аферу, подставила самого близкого мне человека под удар. И что теперь? Все бесполезно?

– Почему же бесполезно? У нас еще есть время.

– К чему? Теперь, даже если Анфиса и скончается, картины все равно уйдут в другие руки. Вы же сами сказали, что дарственную не оспорить!

– Законным путем – нет. Но у нас ведь есть ваш Михаил.

– И что? Что вы хотите этим сказать?

Леся тоже очень хотела бы это услышать, но, увы, сообщники, подобравшись к самому главному, понизили голоса и заговорили так тихо, что теперь Леся не могла услышать ни единого словечка, как ни напрягала свой слух.

Впрочем, продолжалось это недолго. Вскоре оба сообщника, а теперь Леся с полной уверенностью могла именовать так Галина Павловну и Рогожкина, покинули балкон и присоединились к гостям. Но когда Леся вернулась от тети Раисы, то, к своему удивлению, Галины Павловны она в квартире Кеши не обнаружила.

– Она уже ушла. Попрощалась, сослалась на плохое самочувствие и ушла. Вы с ней разминулись на лестнице.

– Как ушла? – ахнула Леся. – Надо было за ней проследить!

– Теперь все равно уже поздно.

– Она не могла далеко уйти.

– Да куда бы она пошла, – отмахнулась Кира. – Картины-то – вот они. Ради них вся кутерьма, я уверена.

– А Рогожкин?

– Вон он. Возле Кешкиной матери крутится. Клянется и божится, что будет верой и правдой ей в суде служить, когда она пойдет Кешкино завещание оспаривать.

– А Гликерия Карповна его собирается оспорить?

– Ну, ей без верного куска хлеба на старости лет не резон оставаться. Она мне сто раз объясняла, что дети для того и нужны, чтобы в старости родителей содержать. Кешка умер, кто теперь позаботится о его матери? Вот она и собирается в суд идти, свою долю от его имущества требовать.

– Думаешь, у нее получится?

– Откуда я знаю! С таким защитником, которого она себе выбрала, наверное, нет. Ты лучше скажи, удалось тебе подслушать, о чем нотариус с Галиной Павловной на балконе шушукались?

– Кое-что удалось.

И отведя Киру в сторонку, Леся передала подруге почти дословно то, что ей довелось услышать, сидя под рогожкой. Кира слушала внимательно, ни разу не перебила. И когда Леся закончила, задумчиво произнесла:

– Значит, теперь мы точно знаем, что эти двое в сговоре.

– Галина Павловна поручала нотариусу продать картины ее сына.

– И он здорово поживился на этой сделке.

– Теперь этого уже не доказать, да Галина Павловна и не собирается. Ее интересуют другие картины Пети. Те, что находятся в этой квартире.

– Ну и на чем эти двое порешили? Как они станут эти картины изымать?

– Этого-то я как раз и не узнала!

– Но говоришь, они упомянули имя какого-то Михаила?

– Да. Но кто он, я не знаю.

Кира задумчиво покачала головой.

– Мне кажется, я знаю. Впрочем, сегодня вечером, я уверена, все и решится. Мы все выясним точно. И загадок больше не останется.

И с этими словами она встала и подошла к Гликерии Карповне.

– Хочу вас предупредить, – категорично произнесла она, глядя в упор на мать Кеши, – свои картины я собираюсь забрать не позднее завтрашнего дня. – И не давая вставить ни слова возмущенной женщине, она быстро продолжила: – Сегодня у вас поминки, траур, я войду в ваше положение. Но завтра я требую вернуть мне положенное по Кешиному распоряжению!

– Да подавись ты! Я тут больше не хозяйка, или не слышала?

– Слышала, но все же предупреждаю, чтобы вы не чинили мне препятствий.

– Да как ты смеешь… Тебе уже все было сказано! Заберешь свои картины!

Рогожкин встрял между женщинами:

– Как легко вы распоряжаетесь чужим имуществом! – едко заметил он, глядя на Киру. – Судьба Кешиного имущества до сих пор под вопросом.

Краем глаза Кира заметила отчаянные жесты, которые делал Женечка, призывая ее ни в коем случае не связываться с нотариусом и отойти в сторону. Но Женечка не знал, что у Киры есть план, согласно которому она и действует. Вывести нотариуса из его привычного самодовольного равновесия было лишь его частью.

И Кира решительно произнесла:

– Моя дарственная не имеет никакого отношения к остальному имуществу! Картины – мои!