Баба Люба была настроена категорически против того, чтобы дочь ушла с проводниц в торгаши.

– Пользы больше, мама! – убеждала ее Люська.

– Ничего не больше. Сегодня, может, что-то продашь, а завтра шиш. За поездки зарплата идет, а за стояние на рынке чего? Купят не купят?

– Щас все в ходу, все в цене, товар не пролеживает. Вон девки уже попробовали себя в этом, – не отступала от задуманного Люська.

– Какие девки?

– Знакомые мои.

– Тоже из вагонов убежавшие на базар?

– А хоть бы и так, мама. Зарплаты и так поурезали. Ловить нечего.

– Какие невесть, но деньги. Стабильные деньги.

– Да ну вас, мама!

– Что? Мать на вы стала звать.

– Папка, ты чего молчишь? Поддержал бы.

Климент Ефремович, развернув свежий номер газеты «Гудок», читал о рентабельности железнодорожных предприятий на сети дорог, которую добивались за счет высвобождения обслуживающего персонала и сокращения материальных затрат. В пример приводился так называемый «белорусский метод».

– Вот-вот, потому и не поддерживает отец, потому что поддерживать нечего. Работай, пока работается. Никто ведь тебя не гонит с транспорта.

Люська замолчала и все последующие дни о своих планах ни гу-гу.

Через неделю бабка не удержалась, спросила:

– Что? Перегорела, кажись?

– Насчет чего?

– Насчет этого самого.

– Чего?

– Ну, бизнеса. Вон, по телевизору каждый день о нем долдонят.

– Пролетела Галка, – задумчиво отозвалась Люська, сделав глоток из большой фаянсовой кружки.

– Подруга?

– Ага?

– И чего так? Что случилось?

– Случилось. Товар сгорел.

– Как?

– В прямом смысле. Пламенем. Только не синим, а настоящим. «Пожарка» успела киоск залить, но товару пришел копец.

Бабка отложила дела и села напротив за стол.

– Ну?

– До этого несколько раз рэкетиры наезжали.

– Это еще кто такие?

– Бандиты. Самые натуральные. Только теперь их так называют. Рэкетиры.

– В связи с перестройкой, что ли?

Люська рассмеялась:

– Ну, скажешь мам? Это которые приезжают к тем, кто торговлей занимается, и требуют денег.

– За что?

– Да ни за что, мама. Эти рэкетиры тем и живут, что собирают дань с торговцев. Как раньше монголо-татары… Баульщикам, кто с земли торгует, тем проще. А тем, кто киоск оформил, сложно. Значит, раз их Галка подальше послала, другой. Они пригрозили, что пожалеет. Галка боялась, что подкараулят в темном уголке. А они вон что – облили, гады, ночью бензином киоск, и все. Уроды. Галке киоск очень жалко. Дядька ее помог списанный железнодорожный пассажирский вагон приобрести. Его разделали-распилили автогеном. Дядьке гараж вышел, а Галке киоск торговый. Дядька только-только ссуду получил. Хотел подержанный грузовичок в автоколонне перекупить. Автоколонна-то распалась еще во время приватизации.

– А я тебе что говорила? – даже с облегчением вырвалось у бабки. – Разве мать чего худого посоветует? – укоризненно добавила баба Люба. – Поняла, что лучше сидеть, где сидишь?

Люська молча допивала остывший за разговорами чай. Достав с посудной жестяной сушилки вторую кружку, баба Люба тоже принялась чаевничать.

– Тебе долить?

– Долей половинку, чтобы пряник дожевать.

– И чего теперь Галка?

– Да, ничего. Плачет. Не знает, что делать. И без денег теперь, и без товара. И киоску кирдык.

– А милиция чего?

– Чего-чего. Мол, не из местных эти рэкетиры. Залетные. Где теперь их вычислять? Да что там. Менты сами темнят. Сами борзеть начали. Почуяли мутную водичку. Как в ней рыбки не половить?..

Будучи в райцентре, Степан встретился с одним из бывших дембелей, тоже десантником.

– Здорово, Андрюха!

– Здорово братан-Степан!

Они крепко, по-мужски, обнялись.

– Ну, ты чего? Как?

– Работу ищу, Андрюха.

– И че?

– Голяк.

– Че? Совсем никуда не берут? А куда обращался?

– Да везде. Весь райцентр обошел.

– А на «железке»? Слесарем в депо. Сначала бы учеником.

– А, – безнадежно махнул рукой Степан, – там тоже везде сокращения.

– Ну, ты, братан, совсем руки опустил. Ты им орден свой в морду ткни. Зря, че ли, башку под пули совал?

– Да ну их, – еще больше помрачнел лицом Степан. – Ты сам-то как?

– Махну в областной центр. Мать говорит, остановиться есть у кого. У ее сестры. Моей тетки. Наверное, в менты подамся. У тетки одноклассник в центральном райотделе города. Замначальника. Тетка уже с ним толковала. Тот говорит, пускай приезжает. Посмотрим, мол. Ребята из армии нужны. Тем более, десантура. Тульская дивизия. Это что-то. Одноклассник-то теткин сам в ней служил. По две сопли на погонах у меня есть.

– Что-то ты совсем неуважительно о военной форме, – заметил Степан.

– А чего? Какое уважение к нам? Кому мы здесь нужны?

– Ладно, проехали.

– Ну, вот, – продолжал рассуждать приятель, с деловым прищуром глядя вдоль улицы. – Для начала хоть в постовые. А куда еще? А как ты, правда, особенно не узнавал здесь нигде, но оставаться здесь че-то особого желания нет. Короче, если все у меня там срастется, я тебе сообщу. Думай. Сейчас нигде ни денег не платят, ни в завтрашнем дне никакой уверенности. А в ментуре как-никак, но копейки капают ежемесячно, форма. На одежку тратиться особо не надо.

– Милиция и здесь имеется. Не обязательно в областной центр подаваться, – ответил Степан.

– Ты че-то не просек? Одно дело здесь, в дыре районной, другое в области. В общем, заметано. Жди моего письма. Усек?

– Ладно, – с неопределенностью, которую товарищ сразу почувствовал, сказал Степан.

– Не ладно, а конкретно жди письма и думай. Понял? Думай. Лады?

– Добро.

* * *

…Когда Степану становилось особенно не по себе, горько, тоскливо, одиноко и пусто на душе, он возвращался памятью в афганскую войну. Один эпизод наплывал на другой. В конце концов успокаивался тем, что вообще вернулся оттуда домой. Живой и невредимый. Интернациональный долг обошелся без одной царапины. А ведь все могло кончиться гораздо хуже. Грузом-200 или, даже думать страшно, пленом. Такой исход бывал разным. Это смотря к кому попасть. Душманы душманам рознь. У иных с плененными в бою или в ходе ночной вылазки шурави разборка коротка. Кинжал к горлу и прощайте, Родина и мама с папой. Прощайте все… У других имелся шанс остаться в живых. Но стать рабом, поселившись в глинистой вонючей яме. Если повезет, переведут в дощатый сарай на жидкую подстилку или в глинобитную землянку. Где-нибудь в глухом отдаленном кишлаке, куда не заезжают русские БМП и редко долетают вертолеты.