все время, пока я возилась с бритьем. Я прижала палец к складке между его бровей, потерла ее:

– Вы хмуритесь, сэр. У вас болит голова?

– Нет, – ответил он, но склонил голову, прижимаясь к моему пальцу, и прикрыл глаза.

У меня в груди поднялась волна нежности. Я приподняла ему подбородок и покончила с бритьем. Это была моя самая любимая часть дня.

– Вот и все. Готово, генерал. Выглядите прекрасно, – сказала я бодро, словно была ему матерью, а не ослепленной любовью слугой.

– Меня скальпировало пулей, – проговорил он так, будто это ранение что-то изменило.

Я коснулась толстого, кривого рубца, начинавшегося слева надо лбом и оканчивавшегося на макушке. Волосы у него росли так, что почти закрывали шрам, но, когда он собирал их в хвост на затылке, шрам выглядел огромным.

– Это придает вам воинственный вид, сэр.

– Не подлизывайся, Шертлифф. От этого ты мне меньше нравишься.

– Как скажете, генерал. Шрам выглядит жутко. Не снимайте шляпу.

Он шумно выдохнул, и на его изящно очерченных губах показалась улыбка.

– Сегодня я еду на скотный двор. Переправлюсь на другой берег в Стони-Пойнте. Со мной поедет Гриппи. Ты останешься здесь. Дай отдых ноге. Нужно проверить, сколько лошадей у нас есть, и подобрать тебе нового коня. Хорошо бы с прямой спиной.

– Я должен быть с вами, сэр.

– Останься. Отдохни. Почитай комментарий к Откровениям.

– Я уже его дочитал, сэр.

– В библиотеке целая полка таких комментариев. Книга Судей – настоящий кошмар. Тебе такое чтение придется по сердцу.

* * *

Генерал оказался прав. Комментарий к Книге Судей заворожил меня, и я читала весь день, укрывшись у себя в комнатке, и рано уснула, убаюканная бездельем. Проснулась я, когда мою дремоту рассеяло чье-то присутствие и мерцание свечки на столике у кровати.

Патерсон сидел на моем стуле, сцепив руки и зажав их между коленей. Его волосы не были собраны в хвост, рукава рубашки закатаны, жилет расстегнут – он выглядел так, словно готовился лечь, но передумал, не совладав с нетерпением.

– Генерал? Я нужен вам, сэр?

Я не испугалась. Он никогда не давал мне повода бояться его. Но меня встревожило это неожиданное посещение. Я не слышала, как он вернулся, и не ждала его до следующего утра.

Он взял свечу со столика и поднес к моему лицу, с одной стороны, а потом с другой, словно пытался убедить себя, что это и правда я.

Глаза у меня не сразу привыкли к свету, и я отвернулась, поморщившись.

– Генерал? – спросила я снова. – Который час? Что-то не так?

– Когда мы впервые с тобой говорили, я заметил, что ты будто бы знаешь меня. И… тоже почувствовал, что знаю тебя, хотя и был уверен, что прежде мы никогда не встречались. Вид у тебя весьма запоминающийся.

В его голосе звучала такая мука, что по моим венам разлился холод.

– Я решил, что все дело в связи, которая возникает между теми, кто одинаково мыслит. Мне легко было с тобой говорить. И интересно. Ты казался едва ли не мудрым. И дьявольски отважным. Эти черты в мальчишке шестнадцати лет восхитили меня.

Он помолчал. Его лицо в пляшущем свете свечи казалось твердым, словно вырезанным из дерева.

– Но ты не мальчишка шестнадцати лет. Да, Шертлифф? На самом деле тебе двадцать два… или двадцать три. И ты вовсе не юноша. – Он произнес это «юноша», будто не веря себе.

Я молчала, не желая отвечать, пока не пойму, в какую ловушку попала.

– Когда ты написал для меня первое письмо, в тот день, когда я назначил тебя адъютантом, меня вновь посетило чувство, что мы с тобой знаем друг друга. Но я не обратил на это внимания. Пропустил мимо. Мне вспомнилась Элизабет. Но о ней мне напоминают многие вещи.

– Что произошло? – прошептала я.

– Есть здесь один капитан из Нью-Бедфорда. Он перевозит солдат. Оружие. Все, что попадается под руку. Я ему не доверяю. Он работает и на нас, и на врага. Я пару раз покупал у него продовольствие. Сегодня он на своем корабле оказался в Кингс-Ферри, как раз когда мы с Гриппи переправлялись через Гудзон. Я купил у него несколько бочек вина. Он рассказал любопытную историю. О своей дочери, которая стала солдатом. Он решил, что раз я командую Уэст-Пойнтом, то мог слышать о ней. Или видел ее.

– Его дочь? – оцепенело переспросила я.

– Его фамилия Самсон. Взгляд у него запоминающийся. Я сразу вспомнил о тебе.

– Сэр?

– Каурый конь, которого ты прозвал Здравым Смыслом, нашелся, и его привели на скотный двор. Я привез его сюда. Для тебя. И седло тоже. В седельной сумке лежал блокнот.

Он положил мой дневник на столик, возле свечи, и на мгновение я решила, что сумею выпутаться из расставленной западни. Я осторожно вела свои записи. Даже если он их прочел – о, Господь всемогущий, – я ни разу не писала о себе правду, не рассказывала, чего больше всего боялась.

– Гриппи открыл его, чтобы убедиться, что он действительно твой. Но, когда прочел пару строк, решил, что блокнот мой, потому что все записи в нем… это письма к Элизабет.

Я сглотнула:

– У меня есть дорогая подруга. По имени Элизабет.

– Я знаю, – мягко ответил он.

Меня охватил жуткий страх, но он продолжал:

– Я храню все свои письма. Это помогало мне в делах и на войне так много раз, что я сбился со счета. Я никогда не выбрасываю их. Письма могут спасти человеку жизнь. Я храню все, которые вы мне писали. Даже то, что отправили совсем недавно. И почерк там тот же. – Он помолчал и поднял на меня взгляд. Я не посмела отвернуться. – Вы шпионка, Дебора Самсон?

– Прошу. Прошу, генерал. Я не… я не… – У меня не нашлось слов. Почему я не подобрала слов? Почему не подготовилась?

– Почему вы здесь? Ради чего вы это сделали? – спросил он с гневом. – Я хочу узнать обо всем. О каждом шаге, каждом вдохе, каждой лжи, которую вам пришлось придумать, чтобы так далеко зайти. После этого я решу, что с вами делать. Господь свидетель, так продолжаться не может.

Я соскользнула с кровати и ощупью принялась искать штаны. Когда я ложилась, моя ночная рубашка еще не высохла после стирки, и я надела вместо нее сменную. Полы доставали мне почти до колен, но генерал выругался так, словно на мне вообще ничего не было.

– Что у вас с ногой? – Он ухватился за полу рубахи, заметив рану у меня на бедре.

Я вскрикнула,