мусульман. С тех пор, когда фигурки диких людей вошли в моду в декоративном искусстве, их стали называть мармузетами и повсюду размещать: на крышах домов, на мебели, на изделиях ювелиров и серебряных дел мастеров. А marmouset-mahomet, что означает "кумир", являлось прозвищем фаворита монарха, того, кто имел к нему беспрепятственный доступ, кто обретался в "покоях короля". Филипп де Мезьер, находившийся под влиянием культуры Востока, говорил о магометках, а Фруассар, называл мармузетами всех приближенных короля.

Однако ни один из них, ни один автор их времени не называл советников молодого Карла VI мармузетами. Но раз уж Мишле дал им это прозвище, под которым они вошли в народную память, оставим его им. Оно не причинит нашей истории никакого вреда.

Новые министры

Мармузеты — только что почивший кардинал де Монтегю, Оливье де Клиссон, Бюро де Ла Ривьер, Жан ле Мерсье, Жан де Монтегю и другие — не были маленькими людьми, как считал Мишле. Но они не были и принцами, рожденными для управления. Не были они и государственными чиновниками, прошедшими cursus honorum королевской администрации, находясь вдали от двора, на службе у государства. Они были людьми "из покоев короля", имели доступ к его персоне, и именно эта близость привела их к власти.

Современников поражала эта черта, но еще больше поражала другая: сплоченность, которая их объединяла. Перед государственным переворотом они переписывались друг с другом, сообщая новости о короле и правительстве, держали в курсе дел кардинала де Ла Гранжа и кардинала де Монтегю, находившихся в Авиньоне. У них, несомненно, был секретный код, для переписки, который они передавали своим союзникам. Придя к власти, они дали понять, что их объединяет "договор о союзе и дружбе", скрепленный клятвой. Монах из Сен-Дени, самый внимательный наблюдатель своего времени, заметил: "Они дали клятву поддерживать друг друга всеми силами и иметь в благополучии и в несчастье один и тот же дух, одну и ту же волю, одну и ту же цель. Обидевший одного из них должен был навлечь на себя недовольство остальных, и любое решение, принятое одним из них, должно было соблюдаться остальными".

Вокруг этих людей собралась группа верных последователей: Этьен де Ла Гранж, брат кардинала, умерший в тот же год, когда произошел государственный переворот, Николя дю Боск, Арно де Корби, Жан де Фоллевиль и Жан Жувенель, Тибо Элоси, Нантерры, у каждого из которых была своя команда родственников, друзей и союзников. Все они были связаны между собой тесной сетью родства и дружбы, союза и верности. Все существовавшие в то время формы отношений между людьми были поставлены на службу их солидарности.

Братья и сыновья вливались в коллектив. Наличие большого количества племянников было ценным резервом. Дядя, оплативший образование молодого племянника, обучивший его и помогший с началом карьеры, получал верную поддержку. Когда все племянники были устроены, оставались родители, крестники и земляки. Дочери, сестры и племянницы также были задействованы, поскольку браки цементировали эту группу. Кардинал де Ла Гранж нашел своим братьям и сестрам супругов в среде мармузетов, Этьен женился на Мари дю Боск, племяннице Николя, а Жаклин вышла замуж за Жана де Монтегю. Жан Ле Мерсье, заметив качества Жувенеля, принял его в свою команду и выдал за него замуж свою племянницу Мишель де Витри. Духовное родство еще больше укрепило связи между этими товарищами. Все чиновники королевской администрации носившие имя Бюро были крестниками сира де Ла Ривьера, который, по обычаю того времени, давал им свое имя.

Политическая программа

И так была команда. Но была и программа. Глядя на деятельность мармузетов, нельзя не поразиться ее слаженности и широте поставленных задач. Очевидно, что в ее основе лежало очень зрелое политическое мышление. Те, кто участвовал в преобразованиях 1388 года, пришли к власти не с пустыми руками. Они знали, куда и зачем движутся.

В долгосрочной перспективе их целью было централизованное государство, административные основы которого они хотели укрепить, воздействуя на кадры управленцев. Монархическое государство, на которое они намерены были опираться, чтобы заручиться согласием всего народа, дворянства, без поддержки которого не обойтись, Парижа, отступничество которого опасно, и даже далекого Лангедока. Они сделали государство настоящим идеалом, почти мистическим символом, который они выражали на языке своего времени, который был не только устным и письменным словом, но и жестом, цветом и эмблемой. В текущем моменте у них была и четкая цель внешних сношений: мир между христианскими государями, единство Церкви и, наконец, единственная справедливая война — крестовый поход.

Эти люди, эти идеи, эта команда, эта программа не возникли напрямую из наследия Карла V, как считалось до сих пор. На самом деле они имели свои истоки в Авиньоне. При папском дворе политическое сообщество было структурировано более жестко, чем при дворе короля Франции. Кардинальские партии, фракции или клики, формировались и действовали не только во время конклавов, но и повседневно, и основными сферами их деятельности были дипломатия и политика.

Существовали лимузенская, итальянская и французская партии. Но прежде всего самая могущественная из них — партия кардинала Булонского, князя-прелата, родственника короля Франции и короля Наварры Карла Злого, который умер в 1373 году, оставив после себя солидную по людям и идеям группировку. Ги, кардинал Булонский, сумел привлечь к себе лучших сторонников наваррцев, тех, кто, выступив против монархии, впоследствии перешел на сторону Карла V. Это был передовой край политической мысли того времени. Но после смерти кардинала кто же стал лидерами этой партии? Во-первых, Жан де Ла Гранж, Пьер Аме, сосланный в свое жалкое архиепископство Амбрён, Жиль Айселин де Монтегю, овернец, двоюродный брат Ги, происходивший из рода графов Оверни и ставший епископом Теруана (Па-де-Кале).

Именно эти люди, эти кардиналы и их союзники, стали настоящими авторами Великого церковного раскола 1378 года. Когда Урбан VI захотел нарушить равновесие, существовавшее на протяжении столетия между Папой и кардиналами, они перешли Рубикон и выступили с инициативой отделения. Они, избравшие Урбана VI, несколькими неделями ранее, избрали в пику ему нового Папу, Климента VII. Таким образом, они сделали Папой лидера своей партии, Роберта Женевского, кузена короля Франции и племянника Ги Булонского. Несомненно, они считали, что действуют в интересах Церкви, поскольку, по их мнению, Церковь не могла быть абсолютной монархией, управляемой самодержавным лидером. Это была соборная монархия, где власть осуществлялась коллегиально, Папой и кардиналами.

Оставалось только убедить в этом короля Франции. Это удалось сделать довольно быстро. Булонская партия не испытывала недостатка в средствах воздействия. В Париже, как и в Авиньоне, у нее было множество преданных и компетентных людей. В Париже булонцы имели достаточно тесную и разветвленную сеть, чтобы охватить все центры принятия решений: королевский двор, Парламент и епископат. Слуги кардиналов и офицеры короля, в Авиньоне и Париже — братья, дяди, племянники,