энциклопедия, а не изящная конструкция придворной литературы, в которой характеры, сцены и действия переданы настолько точно, что на ее основе можно было бы поставить одну из мистерий, столь модных в те годы. К тому же Мечта о фруктовом саде состоит из отдельных статей, тогда как Сон старого пилигрима построен на фундаментальной религиозно-нравственной идее монархии: история и политическая география показывают, что королевство существует лишь до тех пор, пока существует добродетель королей. Монархия во Франции могла быть сохранена и реформирована только на основе тройственного договора между Богом, королем и его подданными.

Это заложило теоретические основы практической программы, которую и предстояло реализовать мармузетам: в области финансов необходимо было сократить государственные расходы, снизить налоги и восстановить королевскую собственность, чтобы король мог получать от нее достаточный доход и "жить на свои", не угнетая производительную силу своих подданных с помощью дестимулирующих налогов. К государственной администрации предъявлялись два требования: эффективность и централизация. Персонал должен был подбираться на основе компетентности, путем экзаменов, контролироваться инспекциями и контактировать с Парижем путем отправки ежемесячных отчетов. Наконец, во внешних сношениях должны были быть поставлены во главу угла мир между христианами и крестовый поход, а также создан постоянный дипломатический корпус.

Но Филипп смотрел еще дальше того, что планировалось сделать. На горизонте будущего он видел политические опасности: опасную новизну союзов между магнатами, которые сплачивали вокруг себя кланы верных приверженцев и сторонников, которые помогали им поддерживать друг друга. Опасной была и угроза абсолютного государства. Государственные интересы не должны были превалировать над королевой Истиной. На каждой странице Филипп де Мезьер предостерегает короля от тирании. Он напоминает ему об основополагающем договоре, связывающем его с подданными. Никакой власти не может быть без согласия подданных. И почему король поддается новой моде называть себя "мой самый грозный господин"? Это титул, подобает тирану, но не королю свободного народа Франции.

Что касается настоящего времени, то Филипп де Мезьер, хорошо знавший Восток, Италию и влюбленный в Венецию, свою "даму вод", остро чувствовал экономические трудности. Как и все теоретики его времени, он проповедовал "сильные деньги", точнее, денежную стабильность, но, в отличие от других, видел в ней не экономические, а политические преимущества, хотя не обошел вниманием и ее недостатки. Первый из них заключался в том, что при нехватке или недостаточном количестве в обращении наличных денег могла произойти парализация торговли. Поэтому Филипп предложил Карлу VI открыть государственный банк по итальянскому образцу, который был бы своего рода ломбардом, но прежде всего, кредитным учреждением, где, для всеобщего блага, открыто практиковались бы процентные ссуды. В его глазах предприимчивость была важнее собственности, когда речь шла о богатстве королевства. Не считая, как многие в его время, что "пахота и выпас — две груди Франции" и что внешняя торговля обедняет королевство, он с меркантилистской настойчивостью возвращался к вопросу о выгоде, которую государство, для общественного блага, извлекает из активного товарообмена.

Наконец, даже королю не запрещено мечтать. Однажды Карл V, в компании Филиппа де Мезьера, ехал по дороге в Мелён. Что может быть более благоприятным для мечтаний, чем равномерный ритм движения лошадей по ровной дороге? На протяжении двух лье король мечтал вслух, рядом со своим молчаливым другом.

Война на время закончилась, а Великий церковный раскол еще не произошел. Карл V видел вокруг себя зло и несчастье. Будучи человеком доброй воли, но человек своего времени, какое еще средство он мог придумать, кроме "всеобщей реформы", прежде всего моральной и религиозной? Так он и поступил. Но вот что было новым: для окончательного достижения мира и союза между христианами он должен был созвать "Великий Собор и Генеральный Парламент из выборных лиц от трех сословий каждого королевства христиан-католиков". Делегатов будет немного, например, от Франции достаточно тридцати, треть из которых от церкви, треть от дворянства и треть от "жирных людей", то есть городской буржуазии. Они будут иметь достаточные полномочия от королей, принцев, коммун и сеньорий, которые их пошлют, чтобы иметь возможность брать на себя обязательства от их имени. Местом сбора этого сообщества наций станет "большой город, ранее управлявшийся как община". Несомненно, это будет итальянский город, и несомненно, дорогая сердцу Филиппа, Венеция. Этот Великий Собор установит прочный мир между всеми воюющими сторонами того времени. А в них недостатка не было: французы и англичане, гвельфы и гибеллины, португальцы и испанцы, фуа и арманьяки… Он также примет конкретные меры для внутренних реформ в государствах. И здесь Карл V (поскольку его юристы были далеко) даже пошел на то, чтобы на время отказаться от своего суверенитета в пользу этой общей реформы. Он должен был первым подчиниться реформаторам и исполнить распоряжение Великого Собора.

Мечты короля почти сбылись. Вскоре разразился Великий церковный раскол. И уже в 1388 году заговорили о созыве Вселенского Собора для восстановления единства Церкви. Но это будет делом клириков. А соборы XV века похоронят реформу Церкви в океане интеллектуальной болтовни.

Филипп де Мезьер хотел бы большего. Он мечтал об ученых клириках, справедливых рыцарях, честных буржуа которые вместе реформировали бы Церковь и государства. Он не смирился с инерцией общества и творящимся вокруг злом. Его мечта осталась чистой, и он предложил ее своему молодому королю взамен рухнувшей мечты о рыцаре на троне.

Первые акты перемен

Мечты мечтами, но пора было приступать к работе. Первой задачей было установление мира. Мира с Англией. Всем было хорошо известно, что такой вопрос за один день не решить. Поэтому не стоило медлить. Да и момент был благоприятным. Перемирие было подписано 18 августа 1388 года дядями короля, за что можно было поблагодарить предыдущее правительство. В Нидерландах было установлено французское, то есть бургундское, господство. На Пиренейском полуострове ситуация стабилизировалась, Кастилия вернулась к союзу с Францией. Герцог Бретонский, примирившийся со своим сюзереном, королем Франции, был слишком слаб, чтобы возобновить свои шашни с Англией. Тем более что англичане больше и слышать о войне не хотели. И о налогах. Общественное мнение было настроено на мир. Как и король Ричард II, избавившийся от агрессивных дядюшек. На пути стремления нового правительства к миру препятствий не было.

Но будет ли это стремление к миру со стороны двух противников достаточным для преодоления проблем между двумя государствами или оно натолкнется на сопротивление отдельных людей и политических структур? На данный момент ни Франция, ни Англия таким вопросом не задавались. Настроение было оптимистичным. Никогда еще конфликтующие стороны не чувствовали себя так близко к достижению мира. И именно с такой уверенностью оба молодых короля подписали инструкции и охранные грамоты для послов, собравшихся в декабре в Лелингеме для установления "доброго мира".

Затем были расставлены по местам люди, которые должны были осуществить намеченные перемены. Начиная с главы, то есть брата короля, Людовика, герцога Туреньского. Цель заключалась в том, чтобы предоставить молодому принцу самостоятельность, подобающую второму лицу в государстве. Подготовка к