кузены и протеже: Корби и Нантеры, Ла Гранжи и их племянник Буази, Гарнье Геру и Тибо Оси, Жан Табари и Жан Андре.

В этом коротком списке есть и несколько мармузетов. Как уже можно догадаться, партия мармузетов была просто парижским филиалом могущественной булонской партии, ставшей партией Климента VII, авиньонского Папы.

Мармузеты переняли непоколебимую прочность партии кардинала, ее структуру как сети родственных связей, союзов и дружбы, ее методы получения информации и доступа к центрам принятия решений, даже ее переписку и секретный код. Они же переняли и его политическое мышление. Мышление партии кардиналов имело блестящее прошлое, так как было связано с наваррскими мыслителями, поддерживавшими Карла V. Но испытание 1378 года еще больше его стимулировало. Авиньонцы консолидировали свою политическую теорию и оформили ее в систему. И прежде всего, они позаботились о распространении своих идей. Они стремились сделать их доступными для людей своего времени и оставить после себя более долговечные свидетельства, чем опусы и речи. Памятники, которые они возводили, начиная со своих гробниц, и для которых сами выбирали декоративные украшения, были настоящими политическими манифестами. Государству в них отводилось роль не меньшая, чем Церкви. Приближенные короля сумели это понять и извлечь для себя пользу.

Новый тип принца: Людовик Бурбонский

Третья нить проходящая через историю четырех лет, предшествовавших безумию короля, касается принцев, которые в те годы оказались для государства камнем преткновения. К моменту правления Карла V между монархией и апанажами установилось хрупкое равновесие. Но вскоре оно начало рушиться и молодость Карла VI была далеко не единственной причиной этого. Скорее, дело было в политических структурах, достигших переломного момента в своем развитии. Мармузеты этот факт осознавали. Вместо того чтобы находиться в глухой оппозиции герцогам, они стремились создать идеальный тип лилейного принца.

Недостатка в кандидатах не было. Но на данный момент была одна действующая модель: Людовик, герцог Бурбонский, дядя короля по материнской линии. Еще был Людовик, герцог Туреньский, брат короля, но должен был стать образцом принца будущего. Людовик Бурбонский в 1388 году не попал в опалу как двое других дядей короля. Он сохранил рядом с племянником ту роль, которую играл с 1380 года, — роль незаметную, но, тем не менее, жизненно важную и вполне соответствующую тому идеальному принцу, о котором мечтали мармузеты.

После заключения мира в Бретиньи мира Людовик Бурбонский провел шесть лет в Англии в качестве заложника. Это был конец лучших лет его молодости, между двадцатью четырьмя и тридцатью годами. Будучи человеком уже опытным он смог подметить перемены в стране, все еще очень близкой к Франции, но опережающей ее в некоторых аспектах общественного и политического развития. Так он заметил, как английские принцы и знатные бароны окружают себя клиентами, набранными из дворянства, связывают их контрактами, раздают пенсии и ливреи своих цветов, объединяют их вокруг девизов и гербов, а иногда и в новые рыцарские ордена.

Вернувшись в свое герцогство на Рождество 1366 года, Людовик обнаружил, что его власть в значительной степени перешла к подвассальным сеньорам. Герцог не стал подавлять дворянство (да и не мог это сделать), но постарался сплотить его вокруг себя. Накануне Рождества он собрал своих главных вассалов при дворе и заявил им: "Я надеюсь, что буду править опираясь на ваши добрые советы в делах, которые касаются моих земель и блага этого королевства, и молюсь, чтобы вы помогли мне наверстать упущенное время". В светлый рождественский день это была литургия примирения.

Но Людовик сделал больше, чем просто простил своих вассалов. Неделю спустя, в Новый год, традиционный придворный праздник, следующий за литургическим Рождеством, он отпраздновал создание нового рыцарского ордена — Ордена Золотого Щита с девизом Надежда, приняв в него цвет своего дворянства. В тот же день Великий прево Бурбоне, как тогда называли этого доблестного чиновника, прибыл к герцогу с большой книгой под мышкой. Этот честный прево заполнил большую книгу высотой в полфута всеми проступками дворян во время отсутствие принца и пришел показать ее своему господину, желая в душе посрамить высокомерных сеньоров. Видимо он не знал, что управлять — это одно, а править — совсем другое. Герцог бросил книгу в огонь, обвинив прево в том, что он хочет "уничтожить мое рыцарство и благородство моей страны".

Такой дядя был больше по душе Карлу, который, несомненно, лучше ладил с ним, чем с Иоанном Беррийским. Дядя и племянник регулярно виделись. Герцог, участвовавший в каждой военной кампании, был рядом с Карлом в решающие моменты королевского отрочества: при Роозбеке, при Дамме, под Слейсом и во время тяжелого возвращения из Гельдерна. Людовик познакомил своего племянника с символическим выражением рыцарского идеала.

В первую годовщину своего восшествия на престол Карл в романтических традициях, как мы уже видели, взял в качестве своей личной эмблемы крылатого белого оленя, в качестве девиза слово Никогда и в качестве цветов — зеленый и белый. Олень издавна был символом дома Бурбонов, матери и дяди молодого короля по материнской линии. Таким образом, крылатый олень триумфально вошел в символику королевской власти. В течение многих лет его можно было увидеть повсюду: на знаменах и вымпелах, гобеленах и посуде — от драпировок королевской опочивальни до нарядов Изабеллы. До 1515 года королевским гербом оставался флер-де-лис. А вот олень был новинкой.

Еще одним новшеством стало то, что ежегодно к майским праздникам и великим праздникам литургического года Карл очень широко практиковал раздачу ливрей, одежды своих цветов и со своим девизом, среди придворных, вассалов, дворян и их слуг. Этот обычай, распространенный в Англии, где он стал наглядным знаком новых структур дворянства, ранее во Франции никогда не практиковался. Похоже, что эта идея также исходила от герцога Бурбонского. В 1387–1392 годах король несколько раз надевал мантии с вышитым золотой нитью девизом Espérance (Надежда), который в Англии называли Espérance de Bourbon (Надежда Бурбонов).

Карл, который, подобно своему дяде и под его влиянием, считал необходимым сплотить дворянство, говоря на их языке, вступил в Ордена Золотого щита. В 1392 году его с рыцарями ордена изобразили на картине, которая до сих пор хранится в церкви кармелитов в Тулузе, одетым в черный плащ-накидку и подпоясанным зеленым поясом "с орденом и девизом Бурбонов".

Обычным местом службы Людовика Бурбонского была армия короля. При трех государях он принимал на себя военное командование. Он воевал против англичан, компаний рутьеров, фламандцев и немцев и бездействовал только когда был заложником в Англии. Герцог занимал место и имел влияние в королевском Совете, но он никогда не был на стороне какой-либо партии или группировки. Этот кадровый офицер не играл в политику. Он верно служил короне.

На протяжении трех столетий Бурбоны были непоколебимыми сторонниками монархии. Это была их политика. Это был и единственный источник их власти и богатства. Именно так они возвысились до герцогов. В XII веке древние владения дома Бурбонов-Аршамбо перешел в руки Матильды, дамы де Бурбон. Король Франции, как добрый сеньор, выбрал для своей дамы-вассала мужа в лице Ги де Дампьера, сеньора из Шампани, который, попрощавшись со двором, отправился