девушке, которую создали мы, а другую, про которую ты говорил, что она и есть настоящая, даже не заметили!

– Естественно. Я и сам верю, что только Жанна способна в военное время утолить эту жажду чуда, на которое все так надеются. Чтобы обрела свою силу Клод, нужно мирное время, Карл. И Жанна его даст.

Карл исподлобья посмотрел на зятя.

– Ты уверен?

«Уверен!», – едва не вырвалось у Рене. Но, взглянув в глаза герцога – совершенно больные, с красными, отвисшими веками, потускневшие от многих знаний и многих печалей, и, может быть, поэтому какие-то особенно мудрые – только покачал головой.

– Я не уверен в собственном завтра, ваша светлость. Но мне, как и тем солдатам, очень хочется верить.

Карл тихо засмеялся.

– А я так надеялся увидеть Рене безрассудным. Тогда и на девушек этих не стал бы смотреть. Но, похоже, первого мне никогда не увидать, а второе… На второе я хочу взглянуть прямо сейчас. В конце концов, мы с твоей матушкой только создавали условия, а воспитывал Жанну в основном ты.

– Только не в последние годы, Карл. Сейчас мне и самому интересно взглянуть.

– Тогда пошли…

Герцог оперся руками о подлокотники и тяжело поднял себя из кресла.

– Пошли, Рене. И если чудо свершится, клянусь: я не умру, пока не стану свидетелем этой новой эпохи – эпохи возрожденной веры.

* * *

Девушки терпеливо ожидали в большом высоком зале, словно прорезанном холодновато-стальным светом из стрельчатых окон. И Клод хоть и чувствовала себя крайне неловко, невольно залюбовалась ажурной красотой оконных переплетов, каменной резьбой на верхней галерее и невиданными ею никогда прежде мавританскими светильниками, которые в этом серебристом свете выглядели совсем уж необычно.

Кроме них с Жанной в зале находились еще несколько придворных герцога Лотарингского. Они-то и смущали Клод больше всего, несмотря на то, что разглядывали придворные в основном Жанну. Но – странное дело: разглядывающие тоже явно смущались. Герцог ещё не появился, и они не решались пока самостоятельно реагировать на присутствие этой девушки. Мало ли что о ней судачат! Вот появится его светлость, и они – давно изучившие его настроения и повадки – сразу поймут: можно ли им посмеяться или следует все же проявить уважение. Поэтому и откровенные насмешники, и те, кто просто подумывал: «А почему бы и нет?» – с одинаковым недоумением косились на Жанну, признавая однако, что держится она с большим достоинством.

А та как будто и не замечала ничего: стояла без вызова, но и без робости, в терпеливом, уверенном ожидании. И только один раз обернулась на Клод, подбадривая её взглядом.

– Его светлость, герцог Карл! – возвестил, наконец, управляющий.

И все моментально подобрались. Дамы присели в реверансе, кавалеры согнулись в поклоне, а Жанна с Клод – как и положено крестьянкам – низко опустили головы.

Карл вошёл, опираясь на руку Рене, в сопровождении дамы под густой вуалью, которая скромно задержалась у дверей, как будто не смела пройти дальше. Зато Рене, усадив герцога в кресло, остался стоять рядом, по-свойски облокотившись о высокую спинку. Он пристально смотрел на Жанну, и, когда она подняла голову, ответил на радостное удивление, плеснувшее в её глазах, еле заметным запрещающим покачиванием головы, словно говорил: узнавать меня сейчас не надо.

– Значит, это о тебе судачит вся округа, – тяжелым голосом прохрипел через притихший зал герцог, не столько спрашивая, сколько констатируя уже известное.

Он сделал Жанне знак подойти ближе и, когда она подошла, уставился на девушку немигающим взглядом, способным смутить любого.

Но Жанна не смутилась. И даже не опустила глаза, как сделал бы кто-то, менее в себе уверенный.

– Ты знаешь, что мои вассалы называют тебя Лотарингской Девой?

– Да, знаю.

– И что скажешь по этому поводу? Ты действительно Дева, посланная нам Господом нашим, или люди лгут?

– Я не могу сказать больше того, что знаю. А знаю я одно – то, что Господь наш повелел мне свершить, кажется настолько страшным и тяжелым, что мало найдётся охотников принять на себя такую ношу без его благословения и помощи.

В зале загудели. Никто не ожидал от деревенской девушки такой правильной и смелой речи. Многие, возможно впервые, подумали и о том, что имя Лотарингской Девы не просто звание – его надо подтверждать делом, которое ей ещё более не пристало.

– Как же будешь ты вершить свою миссию, если страшишься её? – спросил Карл.

– Страшусь… да, – чуть помедлила с ответом Жанна. – И время тянется для меня, как для женщины, ждущей ребёнка. Но чем скорее наступит мой час, тем быстрее пройдут и страхи. Бездействие пугает ожиданием неведомого, когда же действуешь – ожидать уже нечего, надо только добиваться…

– Поразительно! – не выдержав, воскликнул кто-то в зале.

Карл сердито глянул в ту сторону, затем снова обратился к Жанне.

– А если завтра придет известие, что французские войска одержали славнейшую победу, и враг разбит – что ты будешь делать тогда?

– Такое известие не придет, мессир, – уверенно заявила Жанна. – Дофин одержит победу только с моей помощью, поэтому нужно спешить. Если до середины поста я не приду, а французское войско вступит в сражение, будет беда.

Карл с усмешкой развел руками:

– Ты до сих пор называешь короля дофином, как будто не знаешь, что он был коронован. Как же можешь ты предрекать, что случится до середины поста, живя в таком неведении о делах прошедших?

Жанна наклонила голову то ли огорчённая, то ли разочарованная, но произнесла твёрдо и упрямо:

– Дофин может стать королем только короновавшись как положено – в Реймсе. А то, что произойдет в будущем, сама я, конечно же, знать не могу, а знаю лишь потому, что сказал мне об этом Господь.

– Ты слышала его голос? – вскинул брови Карл.

Жанна еле заметно повернула голову туда, где стояла Клод и ответила, кивнув то ли ей, то ли себе – убеждая, что права:

– Я слышала голос святой, которая передала мне Его волю. И можете не сомневаться, мессир, эта святая Господа слышит.

Глаза на лице Карла застыли. Словно раздумывая над чем-то, он потер пальцами лоб, потом откинулся на спинку кресла и вдруг громко заявил:

– Я желаю говорить с этой девушкой приватно, в присутствии только самых близких… Я желаю узнать о своей болезни и не хочу посвящать в это весь свой двор.

Дамы и кавалеры даже не сразу поняли, чего хочет от них герцог. Уже почуяв, что зрелище их ожидает невероятное, все они продолжали топтаться на местах, пока Рене не разъяснил с нажимом:

– Его светлость просит