Я мотнула головой.

— В школе, наверное, не говорят про такое. Но в усадьбу Державина могла бы и сходить. Там даже детские елки устраивают. Короче, была у жены Державина юная подружка Дашенька. Все женихам отказывала и объясняла это тем, что идеал мужчины для неё Державин. Но, увы, второго такого нет. Тут по Омару Хайяму прямо, уж лучше быть одной, чем вместе с кем попало… Она в Ревель умотала, чтобы чужому счастью не завидовать. А потом жена умерла и Державин через полгода пришёл к Дашеньке с предложением руки и сердца, хотя был вдвое старше ее. Говорит, будь мне законным другом. Она и стала. Ему нужен был дома кто-то, кого можно было среди ночи разбудить и заставить слушать новые стихи или черновики государственных речей. А потом она увезла его в деревню на пенсию, выписала из Англии ткацкие станки и стала первой в России женщиной-предпринимателем. И как-то без детей общим бизнесом они и жили. И мы жили. Пока меня мать допекать не стала. Мол помрет твой муженек, а ты, дура, одна останешься, без детей и без внуков. Антон мне снова предложил развод. А я сказала — мне уже тридцать почти. Я могу воспитать подростка. Забери Гришу. Ты отец в конце концов, а не дед. Они там переругались в пух и прах. До сих пор не разговаривают. Антон судом пригрозил. В конце концов Гришка гражданин России. И начался кошмар. Полный… Я потерпела фиаско, и Гришка в четырнадцать лет убежал жить к Тамаре. Так там и остался с концами. Нет, пару раз, конечно, Антон притаскивал его за шкирку домой. Грозил Тамаре всевозможными карами, но мальчику было хорошо там, а не здесь. Я столько ночей проревела. И сына не обрела, и мужа потеряла. Антон ни мне, ни Тамаре простить не может. Ты не устала ещё? Я могу тебе в подробностях рассказать. Может, тогда и поймёшь, что она ему никакая не бывшая теща, а вторая мама. Вот он и за кошками бегает, и по магазинам, и от тебя убежит, чтобы встретить ее. И на свадьбу ее пригласит, а не нас, если Антон рогом упрется. Так ты уж прости, если мы своими дрязгами тебе праздник испортим. О, Гришка…

Она заметила его еще на террасе и замолчала. Он зашел, как выяснилось, за водой для детей.

— Гриш, я гитару привезла, — остановила его Елена Владимировна, когда он уже уходил с бутылкой из кухни. — Сыграешь? Споешь?

Он бросил на меня взгляд, потом только на нее.

— Не хочу, — ответил грубо и сухо. — Горло болит.

Это намек на то, что они с отцом все же переругались на морозце?

Елена Владимировна нахмурилась.

— Ты зачем сказал отцу, что встречаешь Тамару?

— Она позвонила при нем. Что я должен был сказать?

— Промолчать.

— Я не собираюсь молчать для вашего спокойствия. Попейте валерьянки. Оба! Лиза, хочешь пойти со мной?

Я перехватила взгляд Елены: умоляющий. Ее губы были плотно сжаты. Она не договорила. И я сказала, что нет. Лучше я не буду смотреть, что они там творят. И мысленно добавила: буду слушать, что они уже вытворили…

Так он действительно умеет петь… Еще и на гитаре играет. Так… Чего еще я о нем не знаю, но сейчас обязательно узнаю?

— Какая твоя любимая песня в исполнении Гришки? — вместо секретной семейной информации выдала Елена Владимировна.

Отвечать должна была я. О том, о чем не имела ни малейшего понятия. Мы ведь знакомы неделю. Ну да, сегодня ровно неделя, как… Неделя, как он напел вместе со мной в машине:

— Расскажи, Снегурочка, где была…

Елена Владимировна рассмеялась. Впервые не нервно. Я легко ушла от ответа, да? Скажите, что ДА!

— Я видела ваши фотографии с елки…

И она перестала смеяться. Вот же как… За нами, оказывается, шпионил не только Кирилл. Правда, надеюсь, только он с плохими намерениями. Я Вербовым понравилась, да? Или им наплевать на выбор взрослого мальчика, только бы он не общался с теми, кого не любит папочка?

Да получу я тут наконец хоть какой-нибудь ответ? Хоть на что-то… Или я зря отказалась от предложения ГАВа? Единственного за последние часы невинного — поиграть с детьми. Но тут, кажется, взрослые нас, таких же взрослых, снова заставляют стать детьми и чему-то и кому-то подчиниться. Кажется или так и есть на самом деле?

Я кусала губы, желая их всего лишь облизать. Выдавать какие бы то ни было слова мой язык был не в состоянии. От всей этой недельной гонки я чувствовала себя загнанной собакой, у которой язык свесился до пола.

— Хочешь чаю?

Это так заметно, да? Я кивнула, отодвигая чуть недопитую рюмку. Умная хозяйка, к счастью, не спросила, нравится мне или нет? В другое время и в другой компании я, быть может, и сумела бы насладиться домашним черносмородиновым вином. Но сейчас мне нужно было полбанки чего-нибудь покрепче, чтобы разобраться в их семейных хитросплетениях.

Елена Владимировна включила чайник и поставила передо мной жестяную коробочку нежного лавандового цвета, на которой были нарисованы розы и еще какие-то садовые цветы: на крышке на овале серой скатерти красовался белый силуэт чайника и было написано по-английски «сорок чайных пакетиков». Зачем я все это читаю? Еще и поднимаю к глазам: лучший английский чай. Эрл Грей. С бергамотом, то бишь.

— Это чай английской королевы, можешь не сомневаться, — улыбнулась хозяйка, поставив передо мной закипевший прозрачный чайник. Точно такой, какой был у Гриши в квартире. Вот кто его купил… Впрочем, Гриша этого и не скрывал. Чайник в купе с самопроизвольно открывающимся сиденьем унитаза…

Я снова нервничаю. Почему? Мне бы не чай, а горсть желтеньких таблеточек валерианы на блюдечке с голубой каемочкой…

Именно такое появилось передо мной. Чашка тоже королевская?

— Я купила это в Букингемском дворце. Возила мальчишек в осенние каникулы на мюзикл «Матильда». Люба английский подучит, тоже свезешь.

Его еще не подучила мама Любы. И не заработала на билет до Лондона. Или нас уже поставили на баланс семьи? Вместе с грибным танком, который мне предлагают научиться водить…

— Пашка потребовал в Тауэре купить ему замок с драконами, рыцарями и принцессами. Мне бы кто заранее сказал, сколько весит коробка… Мы ее с Лешкой еле до такси дотащили. А потом наш папочка попросил привезти ему из Лондона то, чего у него нет, но что ему очень необходимо, — она рассмеялась, тихо. — Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. Я увидела в Букингемском дворце в витрине под стеклом и под замком бутылку виски. Меня раз двадцать переспросили, действительно ли я его хочу, потому что он тут для антуража… Понятное дело, на нем ценник такой, что все только любоваться ходят. Я сказала — да, хочу… Бабушка, божий одуванчик, ровесница королевы, не иначе, пошла за кем-то, чтобы бутылку достали… Но это было еще полбеды. Они бутылку унесли и потом принесли мне ящик, деревянный, набитый соломой, потому что эта бутылка именно так должна перевозиться по английской традиции. Рыцари и виски — нам пришлось покупать чемодан. А чай я положила в сумочку… Где ты была сегодня киска? У королевы у английской. Что ты видала при дворе. Видала дуру в серебре, — переделала рассказчица знаменитый стишок.