Он снова поднял глаза и руку… Но не обнял, а отодвинул меня от шкафа. И я, как заржавевший робот, со скрипом всунула руки в рукава пуховика, который Гриша распахнул для меня.

— А будет?

— Что? — не понял детского вопроса взрослый болван.

— Платье. Белое. Ты купишь?

Люба, откуда этот глагол — купишь?

— Куплю. Конечно, куплю…

Откуда? От верблюда по имени ГАВ. Купит… Он все купит… Наплевав по ходу пьесы на все приличия…

— Готовы?

У него все было готово. Все было в машине. Кроме нас.

Мы шагнули на лестницу. Он захлопнул дверь и хлопнул меня. По плечу. Или просто опустил на него руку. Слишком тяжёлую — или это я слишком ослабла под его чрезмерным напором по всем фронтам.

— Должок вернёшь? — что за вопрос к качающейся даме…

И он вернул губы мне на щеку. Только щеку.

— Все сказанное мною можешь использовать против меня… — его губы скользнули мне на ухо. — Я действительно тебя люблю. И надеюсь на твою ответную любовь не только на физическом уровне…

Так и будем стоять подле закрытой двери квартиры, в которой Люба только что решила мою судьбу?

— Гриша… Ты спешишь.

— Лиза, я опоздал…

Он говорил тихо, чтобы ребенок не слышал. А ребенок болтался на лестнице, что-то там напевая себе под нос — второй этаж, падать некуда. А мне есть куда — и это, увы, обморок, а не мужские объятия.

— Или поспешил… жениться. Я же не знал, что где-то живешь ты и мы когда-нибудь встретимся.

Я перебила его. Точно перебила, пусть и шепотом:

— Ты любил жену. Зачем ты это сейчас отрицаешь?

— Ничего я не отрицаю, — он прижался к моему лбу своим. — И до сих пор люблю Ульяну… Как друга. Понимаешь, я женился на подруге, но так и не стал для нее чем-то большим. Как и она — для меня. Не знал, что может быть что-то другое с женщиной… С другой женщиной… Лиза, я не хочу об этом… Не сейчас, не сегодня. Просто верь в мои слова, как в них верю я. Пожалуйста… Ты мне нужна, очень нужна… В постели, на кухне, в офисе, черт возьми… Заявление она напишет! По собственному желанию…

Он отстранился и поднял руку — я дернулась, непроизвольно, решив, что Гриша схватит меня за нос, как недавно Любу. Но он только провел пальцами по моей горящей щеке.

— Мы напишем заявление. Но другое. Вместе. Я даже Паркер для этого куплю. На сдачу с платья, идет?

Я вжалась щекой ему в ладонь, а собиралась ведь отстраниться и отчитать.

— Мы знакомы неделю… — голос дрожал.

— Три месяца. И не смей говорить моим про неделю, — усмехнулся Гриша. — Ты что, замуж не хочешь? Или тебе фамилия Мороз не нравится?

— Ты не Мороз, — только и сумела пролепетать я.

А он продолжал ухмыляться.

— Пока Вербов. Но это довольно легко поменять. В той семье останется довольно Вербовых мужского пола. Чего тебя не устраивает? Знаешь же по собственному опыту, что и замуж выйти, и развестись довольно легко… Было бы желание. У тебя оно есть?

— Люба ждет… — воспользовалась я своей единственной оставленной мне Вербовым защитой.

Я следила за ее плясками у перил. Он тоже весь разговор косил туда глаза, а сейчас на секунду взглянул в мои — прямо, больно, заставив меня зажмуриться.

— Гриша, не сейчас…

        — Конечно, не сейчас. Сейчас зима. Еще и без снега. Июнь тебя устроит? Или лучше июль?

— Гриша…

        — Елизавета Аркадьевна, вы еще какое-нибудь слово, кроме «Гриша», знаете?

Я распахнула глаза — широко. Ну, насколько позволял мой миндалевидный разрез глаз.

— Да. Поехали!

— Перевожу с женского языка: я подумаю, да?

Я на мгновение прижалась к нему — тело давало лучший ответ, но Гриша уже протягивал руку Любе: и ребенок не брал никаких минут на раздумье. Она смело сжала пальцы папы Гриши, не думая о том, что знает его меньшее количество дней, чем умеет считать.

У Гришиных родителей была дача только в их понимании. Нормальные люди назвали бы это загородным домом за высоким забором, ворота в котором открывались со скрипом. Зима, заржавели, поди… Мой внутренний голос хамил из-за нервов, и я боялась потерять настоящий, представ под очи владельца Хаммера, на котором сейчас светились огни, как на ёлке — так и было, багажник на крыше и передние фонари были закручены елочной гирляндой. Интересно только, куда она включалась. Но я не стала спрашивать Гришу.

К счастью — хотя бы моему — нас не встречали, хотя камеры явно показали наш приезд, если даже уши привыкли к скрипу. Гриша открыл дверь своим ключом. Интересно, это мною так пренебрегают или все-таки жалеют и дают время освоиться на враждебной территории?

Я не чувствовала себя так паршиво даже при знакомстве с родителями Кирилла. Наверное, нынешнее мое состояние было сродни тому, которое я испытала, когда мы впервые оказались в кровати с его родителями за стенкой. Сейчас я тоже стиснула и губы, и зубы. Как бы меня ни встретили, я ни слова не скажу Грише и буду улыбаться, будто ничего не замечаю. Да, это мой план Икс. Главное, не почувствовать себя в уравнении Игреком.

Первой на нас пошла пехота. Мальчишки выглядели безумно худыми, безумно длинными и безумно громкими. Вообще все вокруг было полным безумием. Но старший брат закрыл грудью амбразуру и подарки, которые почему-то держали мы с Любой. На вытянутых руках, желая быстрее избавиться от неподъёмного груза. Взрослые так и не объявились, поэтому предстояло наше двойное представление.

— Дуйте наверх! — скомандовал Гриша грозно и громко. Видимо, чтобы его услышали не столько дети, сколько взрослые. — Покажите Любе Инглиш Касл с рыцарями и принцессами. И драконов не забудьте в замок притащить. Девочки любят драконов.

Руки Любе мальчишки не протянули — не доросли ещё до джентельменства, и мне пришлось подтолкнуть дочь в спину. К счастью, не мокрую, как моя. Даже без пуховика. Люба пару раз обернулась на меня, но потом надо было свернуть за угол, и я первой отвернулась к Грише, который присел у скамейки, чтобы найти тапки для себя: похоже их не было.

— Меня не ждут, да?! — сначала он тихо рассмеялся, а потом зычно выдал вопрос: — Ленка, куда делись мои тапки?!

— Туда же, куда и твои глаза!

Из-за другого угла появилась Елена Владимировна. Как и я в джинсах и свободной кофте, но ещё и подпоясанная фартуком, который выглядел влажным. Видимо, крик пасынка выдернул мачеху из кухни. Вот почему нас не встретили? А не потому что я нежеланная тут гостья? Или потому, что хотели встретиться со мной уже без ребенка?

На вид ей чуть за сорок, у неё чуть лишний вес, чуть растрепанная челка и каштановые подстриженные чуть ниже плеч волосы. И такие же огромные, как у Гриши, глаза. Снова голубые. Хозяйка улыбнулась мне — не ему — чуть тронутыми блеском губами. Она была вся чуть-чуть не гостеприимна. Или я была слишком на нервах. Одно из двух или оба сразу. Вернее, обе… Мы пару долгих секунд смотрели друг на друга, потом Елена первой сказала: