— Я не обещаю, что это не повторится. Для него одно имя Тамары — красная тряпка на быка. Тебя ввели в курс всей этой истории?

Я кивнула и добавила, что все знаю про развод Гриши.

— Да при чем тут развод?! — Елена подняла рюмку, но тут же вернула на стол. — Тамара к разводу не имеет никакого отношения. Она имеет отношение ко мне. К моему фиаско в роли матери подростка. Значит, Гришка тебе ничего не рассказывал, — она отвела глаза. — Что ж, расскажу я…

— Не надо! — ко мне вернулся голос. В полную мощь! — Если Гриша захочет, он мне сам расскажет…

Хватит! Хватит перемывать бедному кости у него за спиной. Пока он развлекает мою дочь! Это свинство… Я не хочу знать, что он не хочет, чтобы я знала…

— Он тебе не расскажет. А если не расскажу я, ты так и будешь считать моего мужа деспотом и умалишенным. Это, конечно, правда… Мозги же Бог у мужиков забрал и нам отдал… Но мне, наверное, не досталось. Мне как-то ничего в этой жизни не досталось…

Ой, богатые тоже плачут… Вы, милочка, хотя бы дом свой видели?

Она снова схватила свой дорогущий золотой телефончик, стоимостью в половину моей зарплаты в хорошие месяцы. Не в последние. Не в фирме ее пасынка.

— Они уже на квадроциклах. Впятером. Но ты не нервничай, — это она хотела протянуть мне телефон, а потом передумала. — Я вот не смотрю и не нервничаю. Иначе никаких нервов не напасешься. Слушай, — она подняла свои огромные глаза на мои суженные. — Он что, только мне шлет фотки?

Мой телефон в сумке, а сумка на входе осталась. Я и сказала об этом хозяйке.

— Хочешь, смотри…

Она протянула мне телефон, но на экране вместо наших детей оказалась девочка — наверное, случайно пальцем провела, пока передавала мне телефон. Или не случайно — я знала, кто передо мной: Илона. Огромные отцовские глаза, непослушное волнистое каре почти до плеч, а на заднем плане доска и американский флаг. Наверное, школьное фото.

Больше машинально, чем намеренно я сунула телефон обратно Елене в руки.

— На Илону переключилось.

Нет, фотография Гришиной дочери попала на экран случайно — на лице Елены отразилось удивление и извинение, но она сказала другое:

— Хороша Маша да не наша… У нас теперь белокурый ангелочек будет, верно?

Я промолчала, но глаз не отвела. Елена положила телефон на стол, дав понять, что фоторепортажа с нашего двора не будет.

— Илона вся в бабку пошла, в Гришкину мать. Настя была хоть стой, хоть падай. Я всегда таким завидовала, как с картинки сошли и держатся так же в любой ситуации. А я что… Особь женского полу. Вот ты хороша… Серьезно, никакого сарказма. Сначала я реально испугалась, что он с тобой из-за ребёнка, — она повысила голос, хотя мы точно были в доме одни.

Точно? Дом вообще-то огроменный! Целый полк гусар можно расквартировать!

— Про наш прошлый Новый год знаешь?

Я кивнула, испугавшись, что на меня сейчас ещё больше семейной грязи выльют. Спасибо, не надо. Я сама все узнаю о Грише и от Гриши. Без заинтересованных посредников!

— Вот и славно. Теперь я хоть понимаю, что парень на тебя запал, а не на Любу. Будь я мужиком, тоже б запала, — добавила Елена Владимировна с улыбкой и кратким, нервным, смешком. — И это отлично. Мать он в четыре года потерял, но сестра у Насти тоже была хороша. Гриша на женской красоте воспитывался. То и странно, что Ульяну выбрал. Хотя тут я все испортила, конечно… И никогда себе не прощу. Ладно, — она снова подняла рюмку и кивнула на мою, которую я, поднимая для тоста, чуть не выронила. — За вас! Чтобы у вас все было хорошо!

Я пригубила вина — сладкого и терпкого одновременно, как наша с Гришей… Хм, наши с Гришей отношения. Любовь у нас только с большой буквы, и это женское имя. Хотя бы пока.

— Что он вообще тебе про отца рассказал?

Я смотрела на Елену Владимировну, на ее блестящие теперь уже от вина губы: что ответить? Нечего ответить… Гриша столько всего говорил, а в итоге ничего не рассказал, как выясняется. Или не захотел: пугать или расстраивать… Или на самом деле меня это просто не касается.

— Мне это важно, понимаешь? — говорила хозяйка, вжимая в мраморную столешницу локти. — Это мой муж, понимаешь? И сколько бы ошибок Антон не сделал, я его люблю и хочу, чтобы эта боль хоть к пенсии его отпустила. Ну и Гришка… Он тоже страдает, хоть и отшучивается вечно, так что это и в твоих интересах тоже, чтобы эти два дурака слезли с ножей.

Я сглотнула. Слюна оказалась кислой даже после вина. Улыбка у меня, наверное, была не слаще.

— Я только знаю, что после смерти матери Гришу воспитывал дед.

Да, именно это я и знала. Плюс то, что ребёнок оказался для отца обузой. Но этого в лицо этой женщины говорить нельзя. Она с мужем, похоже, два сапога пара. А другая бы с таким деспотом и не ужилась! Если только совсем какая-нибудь забитая мышка. Хотя вряд ли в мышиной шкуре она могла бы завлечь богатого папочку. И она довольно мила — странно, что принижает свои достоинства.

— А как она умерла, знаешь?

Я мотнула головой.

— Жутко нелепая смерть. Она уехала с сыном к родителям, как всегда делала летом. Ехала на велосипеде вдоль трассы. К счастью, одна. К счастью… — Елена Владимировна стиснула пальцы в замок. — На скорости у фуры открылась дверь и снесла Настю. Врачи говорили, что не мучилась. Хоть так…

Я смотрела на неё, она на меня. И я почувствовала, что у меня затряслись пальцы. С чего бы это? Дела давно минувших дней…

— Дед не смог вызвонить Антона. Позвонил в офис. Спросил, смогу ли я ему сообщить? Я по дури ляпнула, что смогу… А потом полдня ревела, а когда Антон к вечеру заглянул в офис, ещё минут пятнадцать говорила, что это у меня личное. Ты не думай, у меня ничего с ним женатым не было. Это потом уже как-то все навалилось, когда он с похорон прилетел без сына. Говорил, не отдали. И я ему верю — здесь бабушка только могла бы с ним сидеть, а там тетка, дед, бабка, братья двоюродные… Да и вообще… — она выдохнула. Тяжело. Очень тяжело. — Благими намерениями, сама знаешь, куда выстлана дорога… Потом сказали, раз ты с девкой молодой живешь, то ребёнку там точно не место. Я даже в Кишинев ездила. Дед сказал — рожай себе сама. Но видишь, не родила. Антон говорил, что у него есть сын и другого ему не надо. Долго говорил. Предлагал мне развод и содержание, если мне так хочется ребёнка. Тогда я думала, ладно уж… Другие вон родить по другим причинам не могут, а живут как-то. Тем более я ни на день не сомневалась в Антоне. Он по бабам никогда не бегал. За ним много размалеванных дур бегало, когда бизнес в гору пошел. На мне непонятно чего он женился. Окружающие говорили, что я воспользовалась его депрессией и прибрала к рукам. Может, и прибрала… У меня у самой шарики за ролики заехали. Я восхищалась их семьей. По-доброму завидовала… Говорила себе, вот замуж выйду только если такого же, как Вербов, встречу. Прямо Державинский вариант. Знаешь, о чем я?