— Еще не всех лошадей пустили под нож? — весело спросил Рикатс, давая понять, что считает только что обсуждаемую тему исчерпанной.

— Ты ведь не хуже меня знаешь, что лошадей мы пока не трогали, — ворчливо отозвался Михашир.

— Отлично! — сказал Рикатс, скорчив, тем не менее, недовольную мину. — Мне понадобится самая быстрая и самая выносливая.

— Возьми и ту и другую, — сказал Михашир.

Рикатс хохотнул, приобняв друга за плечи.

— Не куксись, дружище! Не спеши отправлять меня в Тень Зодиака. Если бы богам я был нужнее мертвым, чем живым, у них было предостаточно возможностей за последнее время для осуществления задуманного. Нет, мне кажется, я еще задержусь немного на этом свете.

— Да ты прекратишь когда-нибудь богохульствовать?! — вскипел Михашир. — Я уже устал просить всех двенадцать богов простить моего слабоумного друга.

— Что я могу сказать? — Рикатс развел руками. — Видно, твои молитвы действенны. Ладно, пошли к Лооту. Нам предстоит нелегкий разговор. И там я попрошу тебя забыть о своем скептическом отношении к моему плану и преисполниться самым восторженным, причем искренним энтузиазмом. Лоот должен увериться, что я просто быстренько смотаюсь в Скваманду за нашей легкой победой.

— Ты считаешь Лоота идиотом? — спросил Михашир.

Рикатс потер переносицу.

— К сожалению, не таким законченным. Но мы должны быть очень убедительными.

— Насколько откровенным ты собираешься быть с этим тельцом?

— Пока не знаю, — признался Рикатс. — Зависит от обстоятельств. Но если понадобится, я готов рассказать ему абсолютно все. И, к слову, забудь на время об «этом тельце». Я презираю тельцов не меньше твоего, но сейчас Лоот — практически единственный наш союзник…

— Я понимаю, — кивнул Михашир.

— Подожди, я не закончил. Я хочу сразу предупредить тебя, что на время своего отсутствия намерен оставить за старшего в нашем отряде не тебя, а Лоота. Понимаешь…

— Успокойся! — прервал друга Михашир. — Не только понимаю, но и всячески приветствую твое решение. Я готов был сам просить тебя об этом. Спаси меня Скорпион от такого командования.

* * *

Скваманда всегда вызывала у Рикатса душевный подъем, даже если он отсутствовал в столице день или два. Да любой человек, если душа его не совсем пуста, не в состоянии остаться равнодушным к этому величественнейшему из всех городов, гордо глядящему в небо своими черными круглыми крышами. А Жало… Даже живя постоянно в Скваманде, Рикатс не упускал случая остановиться и задержать взгляд на этом возвышающемся над миром храме.

Но сейчас ему было не до того. И предстоящая смертельно опасная затея была лишь второстепенной причиной. Рикатса просто ужасно вымотала дорога. Когда-то в академии он был одним из лучших в искусстве верховой езды, но как давно это было!.. Многолетнее отсутствие практики сказалось куда сильнее, чем он мог предположить. Бесконечно долгая поездка с одним-единственным коротким привалом стала одним из тяжелейших испытаний в его жизни. Рикатс чувствовал себя так, словно провел эти часы не в седле, а привязанным к хвосту лошади. Он пытался найти хоть одну часть тела, которая не отзывалась бы болью, но не преуспел в этом.

— Стар ты стал, Рикатс, — бурчал он себе под нос, подходя к городу. — Стар и толст. Надо тебе поменьше пить пива. И жрать тоже поменьше, да. Двигаться побольше тоже не помешает. Почему бы время от времени не заглянуть на стадион? — Рикатс даже остановился и громко засопел. — Ну, или хотя бы к девкам почаще захаживать…

В город он вошел через Северные ворота, сделав небольшой крюк. Эти ворота были открыты почти постоянно, через них непрекращающимся потоком сновали туда-сюда окрестные крестьяне, группами и поодиночке, везя на телегах или таская на себе товары для сквамандского рынка. К одной из таких групп Рикатс и пристроился невзначай, заведя перед самыми воротами с рябым и сутулым мужиком спор о наиболее правильном времени полива капусты. Полусонные стражники проводили их невидящим взглядом. Хотя Рикатс их помнил, и уж само собой, они знали главу сквамандской Стражи в лицо.

Коня Рикатс привязал в полу-парасанге отсюда, там же оставил и свой кожаный панцирь со скорпионом на груди. Снимая его, он подумал, нет ли в этом некого символизма, но решил не забивать голову. Скрепя сердце снял и бронзовые наручи, с которыми расставался только в исключительных случаях. Теперь в его внешнем облике не было ничего примечательного, но, разумеется, одного этого было явно недостаточно для того, чтобы пройти неузнанным мимо собственных подчиненных.

Однако не стоит забывать, что Рикатс, в те годы, что носил имя Бурдюк, прошел серьезную школу, освоив в том числе сложную науку оставаться незаметным. Ему пришлось учиться старательнее, нежели большинству товарищей по ремеслу, ибо достаточно примечательная комплекция ставила его в заведомо невыгодное положение по отношению к тем, чья стандартная фигура сама по себе являлась маскировкой. Но долгая и успешная карьера вора означала, что экзамен сдан на отлично.

Между тем, злоупотреблять своим везением и уповать на то, что никто из подчиненных его так и не узнает, не следовало. И Рикатс старательно выбирал дорогу к дворцу Сына Скорпиона таким образом, чтобы избегать встречи с патрулями, благо их маршруты были ему известны лучше, чем кому бы то ни было.

В чем же дело? Почему Рикатс пробирался к дворцу тайком, тратя драгоценное время, которого может так не хватить потом? Ответ до отвращения прост. Рикатс, будучи вхож в дом Великого, знал его лучше, чем Михашир. Он отдавал себе отчет, что Сын Скорпиона никогда, ни при каких условиях не отдаст никому ни одной из своих безделушек. А кинжал мастера Борго — едва ли не самая любимая среди них. Он скорее прикажет казнить безумца, осмелившегося просить об этом.

Ночи бы дождаться, — вздохнул про себя Рикатс. Но этого он позволить себе не мог. Значит, надо действовать днем. Рикатс улыбнулся, посмотрел на свои руки и заметил, что они едва заметно дрожат. Но не от страха. От возбуждения. От приятного, раздери его бесы, возбуждения.

— Как видишь, у богов другие планы на твой счет…

Это был голос Меххема. Толстяк задыхался от долгого бега, от этого речь его напоминала лай. Не оглядываясь, Найана с новой силой заколотила кулаками в дверь, преградившую ей путь. Звуки ударов испуганно заметались по каменному мешку, в который она угодила.

— К такому упорству да еще бы мозги, — прокомментировал Меххем. — Почтенная, побереги руки, до крови сбила. Вот ведь какая штука, девонька: опасаешься нас, но калечишь-то себя.

Найана в отчаяньи прислонилась лбом к двери. Повисла минутная тишина, потом где-то в отдалении загрохотало, послышались душераздирающие вопли.