– Ну, надо позвонить, вызвать… – буркнул таксист, но тут же включил счетчик и тронулся. – Смотрите футбол?

– Нет, не смотрю.

– Вчерашний матч, – пояснил водитель.

На углу стояли трое мальчишек. Один взмахнул рукой, точно в ехидном приветствии, и что-то стукнулось о бок машины. Наверное, камень или комок грязи.

– Маленький ублюдок, – двусмысленно сказал водитель. – Отличный чемпионат, кстати. Кажется, Скиллачи в первом тайме был не в духе. Лучший игрок – а разошелся только во втором. Италия – Уругвай, подумать только! Схватка бывших чемпионов, мне утром клиент сказал.

– Я ничего об этом не знаю, – отозвался Лео. – Я не интересуюсь футболом.

– Это как бы… про наследие, – продолжал водитель. – Смогут ли нынешние команды дотянуть до прежних? Вот итальянцы – их бомбардир, Скиллачи, Тото Скиллачи, вот он, думаю, займет место среди великих. Когда чемпионат начался, я даже имени его не знал, а теперь он прославился на весь мир. Как и Роже Милла из Камеруна. Вчера вечером…

– Я правда не интересуюсь футболом! – повторил Лео. – Знаю только то, что сейчас идет чемпионат.

– Странно.

– Ну, вот так, – продолжал Лео. – Ничего странного, не всем нравится одно и то же.

– Но большинство англичан, которых я вожу, любят футбол и рады поговорить о нем. Чемпионат объединяет. Всех!

– Ну, как выяснилось… Послушайте! Моя мать умирает в этой больнице. Ей, должно быть, осталось несколько недель. Сегодня отец, которому уже под восемьдесят, сказал, что не хочет быть ее мужем. Никогда не любил ее, добавил он, и теперь хочет развестись, пока она еще жива. У меня семья рушится! И я ничего! не желаю! слышать! про этот! ваш! чемпионат!

– Сам я хочу просто спокойно жить, ужинать с женой и детишками, работать, чтобы меня не били пассажиры, ходить в пятницу в мечеть – и больше мне ничего не нужно. А почти все англичане, кого я вожу, хотят сидеть на вашем месте и болтать со мной про чемпионат.

– Простите, пожалуйста. Я просто не знаю, что сказать про футбол.

– Ничего страшного.

Перед ним разворачивались улицы Шеффилда. Если ехать вниз по склону, там и сям виднеются зеленые островки, щеточки газонов и тоненькие, внушающие надежду деревца на перекрестках, супермаркеты с гладкими окнами, местные магазинчики с нарисованными вручную вывесками и закрытыми сеткой-рабицей витринами. Бедный район. Лео решил, что больше никогда его не увидит. Машина затормозила на светофоре у самого неприглядного участка низины близ старого каменного моста, по которому шла дорога через одну из речек, пересекающих город, в центр. На другой стороне низины начинался подъем, дома стали каменными, а не кирпичными, с садом, а не просто безнадежно и голо смотревшими на улицу. Сады отличались аккуратностью, а иные и выдумкой, в каждом имелась беседка или навес, на окнах домов висели тюлевые занавеси, а на верхнем этаже виднелась тень туалетного столика. Вскоре они оказались у торгового центра близ дома Лео – точнее, дома его отца. Рыбная лавка, книжный магазинчик, кафе и скобяная лавка. На лавочке у газетного киоска сидели подростки – сегодня вторник, он вспомнил, – уморительно-манерно ели чипсы при помощи большого и указательного пальца; судя по желтым полосатым галстучкам, из школы Георга V. Если подумать, он может взять свои слова обратно и вернуться на работу даже не в четверг, как говорилось ранее, но завтра: эта мысль его позабавила. На улице у цветочного киоска убивали время три женщины – у одной даже была с собой плетеная корзина. Лео никогда не видел их раньше и больше никогда не увидит вновь. И снова на холм. Тут деревья становятся гуще: столетние исполины, от которых бугрится тротуар перед большими каменными домами, тисы или канадские клены в палисадниках, а на стенах сверху, точно пеньки гнилых зубов, остатки железной изгороди. По этим дорогам он ходил всю свою жизнь – а теперь намерен уехать из этих мест навсегда.

Такси остановилось у дома. Лео попросил дождаться его: мол, две минуты. Он вошел, отключил пожарную сигнализацию старым кодом 9389 и поднялся в свою комнату. Весь свой гардероб он привез с собой – и кучка скомканной одежды на углу кровати отправилась прямиком в чемодан. Наверное, и в корзине для грязного белья что-то есть, но тратить на нее время он не станет. Почти сразу же он ушел из дома. Не забыв заново запустить пожарную сигнализацию, обалдев от собственной заботливости и предупредительности. Через дорогу какой-то человек наблюдал за быстрыми перемещениями Лео туда и обратно: как бы невзначай, но пристально поглядывая на него. Может, это вор – присматривается к дому. Неважно. Лео все равно сюда больше не вернется. С матерью он попрощался, а все остальное доделали отец, братья и сестры. Он убрал чемодан в багажник такси. Оставалось еще одно дело, и он велел водителю подождать еще пару минут, мечтая, чтобы хотя бы мать Аиши оказалась дома.

Дверь ему открыл отец девушки:

– Входите, входите. Мы как раз почти пообедали.

Лео прошел за ним по коридору, свернул налево, в столовую. Тиллотсоны держали там пианино, а Назия и Шариф переставили все на свой лад: изменения порой трудно отследить, но обои сменились, комнату выкрасили в простые, чистые цвета.

– Садитесь, пожалуйста, – пригласила его Назия, не вставая из-за стола. – Хотите? Это бирьяни [43], очень вкус-

ное. – И она указала на белую с синим фарфоровую супницу с крышкой.

– Как ваш отец? – спросил Шариф. – Присаживайтесь, присаживайтесь.

Лео отказался: его ждет такси.

– Прекрасно, – ответил он. – По меньшей мере…

– У него такой растерянный вид, – заметил Шариф. – Кажется, вы с ним вообще не разговариваете. Просто уходите, а он говорит и говорит сам с собой.

– Все с ним в порядке. Я хотел сказать, что мне бы надо написать Аише. Думаю, мы…

– Да… – Назия взяла с тарелки куриную кость, обгрызла ее. Отложила, прожевала кусок, проглотила и взглянула на Лео дружелюбно, но без поощрения. – Она вернулась в Кембридж.

– Она уехала до того, как я смог с ней поговорить, – пояснил Лео, садясь. – Я хотел бы с ней общаться.

– Я ей это передам, – сказал Шариф, – но, честно говоря, не уверен, станет ли она общаться с вами. Проще всего…

– Ее родители живут здесь, – светским тоном произнесла Назия, – а ваши – по соседству. Думаю, очень скоро вы снова увидитесь. Вы ведь еще приедете. Очень надеюсь, что постараетесь поладить с отцом.

И тут произошло нечто очень странное. По лестнице послышался топот, и в столовой возник один из близнецов. Тот, которого спас его отец: на шее мальчика все еще красовалась повязка. На Лео он не обратил ни малейшего внимания. Его мать поднялась из-за стола: сын занял ее место, и она поставила перед ним чистую тарелку из стопки на буфете. И стояла рядом, почти как служанка, накладывая ему бирьяни из супницы. Это зрелище причинило Лео боль – ведь его мать совершенно иначе встречала своих детей. Он понял, что зря заявился туда, где так стоят друг за дружку. Решив, что семья Назии и Шарифа похожа на его собственную, он сделал ошибку. Что они вообще делали дома днем во вторник, мальчик и Шариф?