Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К горлу, копясь в груди, поднималась душная волна. В солнечном сплетении жгло все больше, и когда Витька заблокировал очередной ее удар, девушка вздрогнула всем телом. Парень согнулся, будто в живот получил, и отлетел назад, в водоем.
Совсем как Олег в тот вечер.
— Однако, — только и сказал Виктор, поднимаясь на ноги. Вода была чуть выше колена, но промокнуть он успел весь.
— Прости, — выдохнула Линда и закусила губу.
Замерла в ожидании своего срыва или реакции парня. Но тот молчал, а ей вновь дышалось легко, и девушка шагнула навстречу, к самому краю. Он все с тем же серьезным лицом руку помощи принял… и дернул ее на себя.
Миг полета, и девушка с головой ушла под воду, чиркнув коленом по дну. Больно! Холодно! Перехватило дыхание, Линда вынырнула, возмущенно отфыркиваясь.
— Ну ты и… — начала она, но Виктор перебил насмешливо:
— Гьярру свою контролируй. А то убьешь рано или поздно кого-нибудь.
— Да я тебя сейчас придушу!
Бросилась на обидчика, а он даже в сторону не отошел. Позволил сбить, но руки обвились вокруг талии, утягивая за собой. Вновь словно в лед ее окунули. Линда фыркнула и дернулась, но он держал крепко, и девушка, провозившись немного, вдруг обнаружила, что сидит верхом на его коленях. Близко, тесно, лицом к лицу. Хмыкнула нервно. Боевой запал разом куда-то улетучился.
А он просто молчал и смотрел, и синие глаза казались черными.
— Вик… — выдохнула за миг до того, как руки его двинулись вверх по ее спине, прижимая еще ближе.
Пальцы добежали до шеи, надавили легонько, и ее чуткое тело, главный предатель, прогнулось, призывая ласкать его и целовать. Легкие касания его губ — подбородок, шея, ключица, — обжигали, заставляя дрожать. Ее ладошки скользнули ему на грудь, поднялись выше. Пальцы зарылись в волосы на затылке и потянули вниз, побуждая парня задрать лицо. Его мимолетная усмешка, ее мысль: не поцелует — убью… или сама умру, и…
Вцепились друг в друга как звери дикие, голодные, готовые страстью своей удушить. Смелые касания рук и губ, поцелуи — жаркие, жадные. Они ходили вокруг да около слишком долго, а теперь — сорвались. Дорвались.
Равновесие потеряли, и вновь хлестнул по телу холод. Линда отпрянула и со всхлипом вздохнула. Губу куснула, отчего-то смущаясь. Витька поднялся, подхватил ее под попу и, прижав к себе, куда-то понес. На берегу уже отпустил, позволив сползти вниз.
Девушка вспыхнула и потупилась, злясь сама на себя. Опять! Краснеет, словно целуется в первый раз. Как девочка, право!
Виктор чмокнул ее в макушку и велел:
— Раздевайся.
Ахнула, сверкнула взглядом, готовая ответить что-нибудь резкое, а он добавил, усмехаясь по-доброму:
— Заболеешь ведь.
И ушел к своему рюкзаку. А она осталась смотреть ему вслед. Ладони прижались к горящим щекам, Линда подумала с досадой, что Витька оказался рассудительнее нее. От ледяной водички зуб на зуб не попадал, и совет был вполне уместен. Как, впрочем, и все его советы.
Стянула тяжелую и жесткую рубаху, выпуталась из штанов, провозившись перед этим с сапогами. Пальцы тронули завязки самодельных трусиков и оставили. Нет, не готова она пока щеголять средь бела дня голышом. Стрельнула взглядом в парня, но тот стоял на коленях и занимался костром. Зарылась в рюкзак. Да, все так, как говорил: плащ, смена одежды и — ух, Марго! — нижнее белье тоже есть. Быстренько переоделась, отжала волосы, но в пучок убирать не стала. Если не высохнут, и вправду заболеть недолго.
Виктор, сооружая аккуратный шалашик, подкладывал ветки в костер. Линда села чуть поодаль, протянула руки к огню. Взгляд то и дело возвращался к парню. Следил за его скупыми и уверенными движениями, цеплялся за сильные руки и обнаженный торс, касался подбородка и твердых губ, жестко очерченных скул, путался в волосах, заставляя вспоминать, как недавно там бродили ее пальцы. Вик перехватил ее взгляд, улыбнулся, и улыбка эта вышла такой… многообещающей.
Линда уставилась на рыжее пламя, старательно не замечая, как он, полуголый и босой, встает и идет к ней. Сердце грохотало в ушах, как ненормальное, и девушка в который раз уже на себя разозлилась.
Да, нравится! Но нельзя же так млеть и теряться от его взглядов и касаний! Или все-таки можно? Когда он шутит или задевает за живое неосторожными фразами, ей просто и легко — шутить в ответ, огрызаться, играть, делая шаги навстречу и тут же отступая. Но если смотрит вот так, молча, внимательно, самой себе кажешься голой перед ним и не знаешь, как себя вести.
Виктор сел рядом, протянул «бутыль» — кожаную емкость, продолговатую, с тугой пробкой. Линда приподняла брови, обозначая вопрос, он ответил коротко:
— Мед, вино, вода, травы. Пей уже.
Приложилась, сделала пару глотков. Вкусно, хмельно, но не слишком. До беспамятства не упьешься, а чтоб согреться и напряжение сбросить — самое то.
Ее плеча коснулись Витькины пальцы, медленно скользнули вниз, задержались на локте. Девушка помрачнела.
Так любил делать Андрей. Гладил ее локотки и поражался их остроте. Он вообще все время удивлялся, насколько удачно ее тело заточено под боевую натуру. А она боялась пришибить его ненароком, потому что уходить от ее шутливых выпадов он не всегда успевал. Он был другим. Хорошим, но — другим.
Линда усмехнулась горько и вновь приложилась к бутыли.
— Что не так?
— Все нормально. Не в тебе дело.
— А в ком?
— Неважно.
— Мне — важно.
Он смотрел, молча и требовательно, и Линда снова вздохнула. Не дело болтать с парнем нынешним о бывших, но…
— Андрей вспомнился.
— Понимаю. И нисколько тебя не тороплю. Если ты не готова…
— Да ни черта ты не понимаешь! — огрызнулась она.
— Расскажешь?
Обняв колени, девушка начала тихо и грустно:
— Думаешь, так сильна любовь была, что я теперь маюсь и забыть никак не могу? Нет. Да. Я… не знаю. Я вообще не уверена, что любила его. Андрей, он… хороший был, веселый, надежный, но… сердце не тронул, лишь задел по касательной. С ним было хорошо. Тепло, уютно, спокойно. Он не требовал слишком много, не пытался ограничивать или менять меня. В отличие от других, он — не мешал. Жить, творить, путешествовать, развлекаться. И знаешь, меня это устраивало. И месяц, и два, и год. И даже разговоры о совместном жилье не раздражали. А вот о свадьбе… когда он сделал предложение, я испугалась. Поняла вдруг, что для него все всерьез. И ответила какую-то чушь, вроде «мне надо подумать». И придумала ведь, блин. Это я