гвардейцы методично прочесывали лагерь, добивая «чужих» раненных и помогая «своим», пока ополченцы радовались, словно дети, тайком потроша карманы убитых и снимая с них броню. Кто-то дорвался до палаток с выпивкой, кто-то нашел склад провизии, кто-то скандировал название города, кто-то кричал про Простор или Предел.

А я так и сидел, тщетно пытаясь понять разницу.

Неужели они не понимают, что нет особых различий между тем же Грисби и бароном. И те и другие подставляют «чужих», чтобы вывести «своих» из под удара. Что Аарон нарочно медлил, позволяя дружинникам загрести как можно больше жару. Что он вмазался в строй рыцарей в наиболее выгодный момент именно для себя.

И бородачи, что теперь уважением поглядывают на всадников, и горожане, что вечером примутся делиться впечатлениями, рассказывая раз за разом, как удар Аарона «Могучего» решил исход битвы — они не понимают, что Грисби намеренно тянул резину. Если бы наш строй дрогнул, если бы план не удался, он бы наверняка попытался выскочить из города, используя северян и ополченцев как живой щит.

Что-то мне подсказывает, всю битву Аллерия с герцогиней сидели «на чемоданах»…

И лишь Рорик отдает себе отчет, хмуро потягивая трофейный бурдюк и морщась от боли. Он победил. Он спас город. Он отдал жизни всех своих соратников ради этого момента. Но спасителем нарекут Грисби. Впрочем, князю на это насрать…

Капитан записал наш отряд в расход, ради собственной выгоды, князь рисковал и губил своих людей, из-за чувства вины, Грисби рискнул жизнями всего города, чтобы предстать его «спасителем». В чем разница?

Чем мы отличаемся от тех же лошадей, которых заставляют сшибаться друг с другом? Топтать и рвать чужую плоть. Несчастные травоядные ублюдки…

— Сир… Прошу простить мою наглость, но… Вы не замерзли?

Я устало поглядел на пацана. За всем этим водоворотом из соплей и жалости ко всем разом, я и не заметил, что мальчишка все это время сидел рядом, шмыгая сопливым носом. Как и князь.

Убедившись, что городовые собрали немногочисленных раненных из дружины, он сидел возле меня и потягивал какую-то крепкую гадость из вздутого бурдюка.

Бесцеремонно взяв угощение из его рук, я приложился к весьма не дешевому бренди.

— Неа, а ты? — я протянул выпивку «оруженосцу».

— Н-нет, сир, я в порядке…

Покраснев и закашлявшись, он поспешно вернул бурдюк хмурому князю.

Поглядев на окровавленную переносицу прикрытую грязно-алой челкой, я закряхтел и поднялся на ноги.

— Пошли уже… Скажу Аллерии, чтобы она тебе нос какой-нибудь мазью намазала. Может даже поцелует, если расскажу, как отважно ты сражался.

Заслышав имя рыцарши, уши парня мигом покраснели. Стараясь скрыть глупую улыбку, он поднялся с земли, болезненно припадая на одну ногу.

Мертвые остаются мертвыми. Думать надо о живых. Так себе откровение, но на большее моего звания не хватает. Дождавшись, когда князь соизволит нехотя оторвать свой зад от холодной земли, я захромал через палаточный городок.

Но как бы я не сосредотачивался на синем небе и городских воротах, усеянная телами земля не покидала моего зрения. Кажется, этой ночью к мерному вращению стальных катков добавится и пронзительных взгляд черных глаз умирающего титана.

Прав был замполит, когда утирал сопли «микрофонщику» после того, как тот швырнул гранату в подвал с гражданскими — солдаты в ад не попадают.

Они в нем живут.

Глава 41: Рыцарь без позывного

Испаряясь и неестественно вытягиваясь, тени неумолимо стремились ко мне, гонимые вспышкой зародившегося солнца. Танковые катки каплями тарабанили по бетонным обломкам, плавясь под напором нестерпимого жара. Из нарастающего свечения явилась невероятно стройная фигура миниатюрной девушки. Ее чувственные, нежные, и теплые руки массировали мою грудь, опускаясь все ниже, ниже, и ниже…

— Вот так, да… Продолжай… — сонно простонал я и, открыв глаза, уставился на морщинистую мужскую рожу.

Незнакомый мужик в мешковатом балахоне мурчал себе под нос веселую мелодию и, не прерываясь от растирания моей груди липкой мазью, достал банку с копошащимися пиявками.

Заметив мой очумелый взгляд, незнакомец раздраженно цокнул языком и немедленно расплылся в заискивающей улыбке:

— Не волнуйтесь, господин, это «болотные гвозди» — они впитают ваши боли и вы почувствуете себя куда как лучше. — он поставил отвратительно теплую банку на кровать и, достав пиявку, положил ее на мою синюшнюю кожу, больше похожую на один огромный синяк.

Ловля боевых коней собственным туловищем — не самый безопасный вид спорта.

Проникнувшись нездоровым блеском в глазах мужика, я не выдержал и вместо гематомы на груди, склизкая тварь присосалась к его небритой физиономии.

— Что вы себе позволяете?!

— Слышь, дядя, я тебе эту банку в штаны высыплю, если ты еще хоть раз ко мне подойдешь! Ты как сюда залез?!

— Я прибыл по распоряжению ее светлости, миледи Жиннет… — со звучным «чпоканьем», он отодрал присосавшуюся к брови пиявку. — Вы нуждаетесь в должном уходе, господин. Быть может, еще макового молока? Чтобы успокоить нервы и унять боли? Снова заснуть и не препятствовать собственному лечению?

Старик с силой ткнул в меня флягой с чем-то вонючим и явно очень незаконным.

— Э! Ну-ка нахрен!

— Это для вашей же пользы, господин… — кряхтел дядька, пытаясь напоить меня мерзкой маковой бурдой. — Вы еще… Слишком… Слабы… Да чтож ты так вцепился?! Открой рот, кому велю?! Это ради науки!

Он запрыгнул на койку, и, усевшись на меня сверху, всеми силами пытался залить в мою глотку снотворное, приговария, что ему очень нужно узнать, почему пиявки так странно реагируют на мою кровь. Получив подушкой в лоб и коленом в пах, не в меру заботливый «Айболит» слетел с койки и грохнулся копчиком на пол. Липкая белая жидкость бесповоротно заляпала его темный шерстяной балахон, лишая поганца лоска «ученой мудрости».

— А говорили, еле дышит… Сильный гад… — проворчал он, растирая поясницу.

— Я тебе сейчас лицо обглодаю, «пиявочник» недоделанный! Пошел нахер из моей комнаты!

— Попрошу без оскорблений! Я магистр! Я сын знаний и муж науки, а не… — получив в лоб банкой с пиявками, он по-девичьи взвизгнул и с ужасом бросился собирать рассыпавшихся тварей обратно.

Натянув штаны и дождавшись, пока поехавший «муж науки» закончит собирать пиявок и бубнить бред про то, «как такой хороший экземпляр может быть таким тупоголовым варваром», «не понимающим всю ценность репродуктивных изысканий», я пинками вытолкал извращенца обратно в коридор салона.

Вечно ко мне кто-то во сне подкрасться норовит. Хоть замок вешай!

Теперь понятно, почему Лелик и