— Можешь не сомневаться, — ответил он почти с горечью. — Господи, до чего же тут жарко. Нечем дышать.

Он снял пиджак и набросил на спинку, потом развязал галстук и небрежно выдернул его из-под воротника.

— Тебе лучше? — спросил он, наклоняясь к Еве и одновременно приглаживая волосы.

— Лучше? — не поняла она.

— Ну да. — Гэвин колебался, как будто не знал, с чего начать. — Я беспокоился о тебе, Ева. Точнее, забеспокоился, когда увидел тебя утром. У тебя правда все в порядке?

Лицо Гэвина раскраснелось, и ей пришло в голову, что он, должно быть, выпил довольно много.

Отказ от алкоголя подарил ей возможность видеть, как меняются люди под воздействием спиртного. Разговаривая, они повторяются, рассказывают вовсе не смешные истории, которые их самих веселят, теряют всякую сдержанность и делают глупые, не свойственные им вещи. Заботы, даже самые простые, разрастаются у них до гигантских масштабов, и эмоции бурлят. Именно поэтому она ненавидела затянувшиеся вечеринки. Ей не нравилось видеть, как люди ставят себя в неловкое положение.

И теперь у нее возникло ощущение, что Гэвин — человек сдержанный и уравновешенный — вот-вот скажет что-то, о чем потом может пожалеть. Она никогда еще не видела его таким неуверенным в себе. Судя по тому, как он вел себя утром, у него хватало своих забот. И что бы за этим ни стояло, она решила не усугублять их, высказывая свои опасения. Можно не сомневаться, что завтра, проснувшись, он ни о чем подобном не вспомнит.

Она встретилась с ним глазами:

— Пожалуйста, не беспокойся обо мне. Я уверена, что ты прав. Это был браконьер.

Гэвин в нерешительности смотрел на нее:

— Пусть так… Я должен возвращаться в Лондон, но мне не нравится оставлять тебя здесь одну.

— Все будет в порядке, не волнуйся.

А ведь он прав — здесь страшно жарко. Ева вдруг почувствовала сильную усталость. Она почти не спала, ей нужно вернуться в коттедж и прилечь.

— Хорошо, — сказал Гэвин, медленно кивая. — Послушай, мне нужно уехать примерно через полчаса. Меня подвезут. Я бы очень хотел увидеться с тобой — в смысле, наедине. Мне надо поговорить с тобой.

Позади них раздался громкий женский смех. Гэвин бросил раздраженный взгляд через плечо, потом снова наклонился к ней. От него сильно пахло виски.

— Господи, как я ненавижу эти дурацкие вечеринки, Ева. Каждый год, черт возьми, одно и то же. Бесконечные объятия-рукопожатия… Единственный способ все это выдержать — пить, и я боюсь, что сегодня перебрал.

И снова он предстал перед ней чужаком в Уэстерби, она видела, как сильно это терзает его, возможно, даже больше, чем ей кажется. А может, его беспокойство было симптомом куда более глубоких проблем. Зачем он пошел в политику?

— Не стоит волноваться. Кажется, тут все неплохо проводят время, — утешительно произнесла она.

— Не я и, подозреваю, не ты. Может, мы встретимся в Лондоне, выпьем по чашке кофе? Я останусь там на целую неделю. Мне нужно поговорить с тобой, — повторил он. — Есть кое-что… что-то, что мне нужно понять.

Он произнес это очень настойчиво, в его голосе слышалось чуть ли не исступление. Ева смотрела на него, размышляя, стоит ли ей согласиться. Что-то определенно беспокоило Гэвина. И собственно, что тут плохого после стольких-то лет? Возможно, нужно дать ему высказать все, что скопилось на душе. В его окружении вряд ли он может с кем-то поговорить.

Она уже собиралась ответить, но услышала за спиной голос Гарри:

— Вот вы где, Ева. А я вас везде искал. Ну как, помог вам чем-нибудь Стюарт?

Он положил ей руку на плечо и слегка сжал пальцы.

На лице Гэвина промелькнуло раздражение. Ева обернулась, чтобы посмотреть на Гарри, но почувствовала внезапное головокружение. Она моргнула, опустила глаза и попыталась сосредоточить взгляд на Гэвине, который откинулся на стуле, как капризный ребенок, скрестив руки на груди.

— Надеюсь, я не помешал? — Рука Гарри все еще лежала у нее на плече.

— Да, ты мешаешь нам! — резко отозвался Гэвин. — Мне нужно поговорить с Евой до моего отъезда.

— Что вы собираетесь делать потом, Ева? — поинтересовался Гарри.

Она попыталась встать, но обнаружила, что не может. Ничего не получалось. Ее тело как будто налилось свинцом. Попыталась еще раз и завалилась вперед.

Гэвин поймал ее и удержал.

— Ева, что случилось? — Его голос странно отдавался эхом.

— Ты всегда оказываешь на женщин такое воздействие, Гэвин? — откуда-то сверху произнес голос Гарри.

Раздался веселый мужской смех. Они что, смеются над ней?

Глаза закрывались против воли. Ева почувствовала, как сильные руки обхватили ее, удерживая, чтобы она не упала. Шум вокруг отдавался в голове болезненным гулом. Она чувствовала себя как в огне. Все вокруг кружилось. Сейчас ее вырвет.

— Бедняжка. Ей плохо? — произнес по-матерински заботливый женский голос. — Немудрено, здесь так жарко.

— Просто перебрала, и все, — сказал кто-то другой.

И снова бурный хохот.

— Она не пьет, — послышался над ухом голос Гэвина.

— Если она в обмороке, нужно положить ее ровно, — сказала женщина. — Пусть кровь прильет к голове.

— Нет, ей нужен свежий воздух. Здесь слишком жарко.

Теперь это был мужской голос.

— Лучше отвезти ее домой, — сказал другой мужской голос. Гарри?

— Есть здесь врач? — спросил кто-то.

Да, врач. Мне нужен врач.

Но ее губы не шевелились.

— Да ей, наверное, просто нужно проспаться, — сказал кто-то.

Голоса начали сливаться в один, а все ее попытки заговорить ничем не оканчивались.

Несмотря на то что она с трудом сохраняла сознание, она знала, что произошло. Все классические признаки налицо. Рогипнол. Гамма-оксимасляная кислота, ГОМК. Кетамин… Вариантов много. Что из этого? Когда? Кто?

Меня накачали наркотиками. Кто-то подмешал их в мой напиток.

«Меня отключили», — хотела крикнуть она.

Было уже около двенадцати ночи. Купер лежал в темноте на раскладушке и с телефона слушал музыку. Несколько часов назад ему наконец разрешили покинуть полицейский участок. Насколько он мог понять, полиция пришла к выводу, что смерть Мики была связана с его личной жизнью, и это обнадеживало. Хотя они не сказали об этом прямо, по их мнению, вряд ли нити тянулись к делам, над которыми работал Мики, не говоря уже о деле Шона Фаррелла. Они предположили, что человек, звонивший Куперу, был из числа сексуальных контактов Мики. Вероятно, этот человек пытался вымогать деньги у Мики, потом убил его — скорее всего, с помощью других людей, — а само убийство попытался представить как ограбление. Полицейские придали большое значение рассказу Купера о том, что оба мужчины, звонивших ему, говорили с акцентом. Кроме того, они продолжали думать, что Купер может быть связан со всем этим, и их новая бредовая идея заключалась в том, что у него, возможно, тоже были сексуальные отношения с Мики.