подтвердила Мария и я снова улыбнулась этому «мы». Здесь и сейчас творилась какая-то история. И какой она будет, зависело только от нас.

— Значит, я должен поехать туда и заняться делом? – с надеждой спросил Истан.

— Да, брат, потому что я нужнее сейчас здесь. Наша сестра придумала еще кое-что. Благодаря этому ездить будут именно через наши земли, - подтвердил Варис.

— Значит, как только придут подводы, которые вы ждете, я отправлюсь с ними, - уверенно произнес Истан, и я внутренне выдохнула.

— Будет тяжело, Истан, и мы снова должны будем экономить на всем, потому что денег, вырученных за то, что Варису и его людям предстоит только еще строить, уже нет. Тебе придется жить в шатре, где-то самому следить за работой, а иногда и помогать, - добавила я.

— Чтобы утереть нос этому маменькину сыночку, я готов спать хоть на улице, - хмыкнув, сказал Истан. Я в этот момент с трудом сдержала улыбку, потому что парень реально считал маминым сыночком не себя, а молодого человека, который вел дела уже наравне с отцом. Много еще нашему Истану придется узнать о себе, а пока с ним придется оставить Бирка. Конечно, поговорить, и предупредить, чтобы помягче направлял его.

— Бирк останется там, и тебе будет проще, - сказал Варис и похлопал Истана по плечу. Я выдохнула в этот момент. Варис тоже понимал, что одного его оставить пока нельзя.

Вечером в моей комнате мы с Марией веселились от души, вспоминая, как менялось лицо Истана за эти дни. Я смотрела на эту девушку теперь совсем по-другому, не как на особу с незакрывающимся ртом, а как на опытного манипулятора, но не в плохом смысле этого слова.

Мария теперь ходила вместе со мной собирать гусениц, и ей тоже начало нравиться бродить между рядами становящихся уже крепкими кочанов, о чем-то думать, иногда петь. Она научила меня совсем простеньким песням, кои матери поют своим детям или няни успокаивают детей. Других песен не было, за исключением каких-то сложенных к историческим событиям хвалебных заунывных напевов.

— А веселые песни есть? – спросила я когда мы в очередной раз встретились в центре поля.

— Веселые? – странно посмотрев на меня, переспросила Мария.

— Да, под которые можно танцевать?

— Есть музыка, под которую танцуют, но она без слов. Зачем для танца слова?

— Ну, можно слушать ее, когда не можешь танцевать, да и танцевать со словами веселее, как мне кажется, - ответила я.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, Алисия. Ты странная, но сейчас… не просто странная, а как будто совсем… - она не могла подобрать слов, но я понимала, что она имеет в виду.

— Ладно, я кое-что придумала. Покажу тебе позже, - отмахнувшись, я прошла мимо нее, и как только мы оказались на достаточном расстоянии, затянула одну из песен, что слышала у Лизаветы в машине.

Я долго разъясняла Варису о нашей новой задумке – машине для чистки снега. В беседе он понятно объяснил, сколько снега можно ожидать зимой, как долго он лежит и насколько холодно бывает ранним утром. Все не хуже, чем я привыкла, а даже лучше: снег может валить всю ночь, а через неделю подтаять, но вот эта каша всегда и становится бедой. Телеги накатывают по ней колею, а потом она подмерзает, и получается что-то вроде стиральной доски. Людям приходится больше, чем на неделю останавливаться на постоялых дворах, ожидая очередной оттепели.

— Если мы будем счищать валящий снег, дорога не будет намерзать колеей, Варис. Но нужно придумать – из чего мы сделаем эти самые ножи. Железо очень тяжело, но опять же, крепко. Пара наших тяжеловозов, конечно, справится, но хотелось бы, насколько это возможно, облегчить их работу, - на очередных вечерних посиделках за столом, обсуждали мы с Варисом мою новую идею.

— Да, Алисия, такие штуки нам очень нужны, если хотим, чтобы люди выбирали дорогу через наши земли. Это самое важное – доехать без ожидания, когда начнется новая оттепель. Отец, бывало, и по две недели ждал, когда дорога вскроется. Время есть, но лучше начать заранее.

— А кроме этого, пока не началась распутица, люди могут прочищать дорогу, делая ее чуточку шире, чтобы отвалы было куда сгрудить. И вот еще… когда мы ехали с Марией до места нашей стройки я видела, что часто дорога проходит через поля. Мы должны осенью посадить там в два ряда деревья вдоль дороги. Они помогут защитить ее от надувающего с поля снега.

— А это хорошая идея, сестра. Я не знаю, откуда к тебе приходят эти идеи, но они просто великолепны, - Варис был счастлив, что занят делом, что мы вновь стали дружны, что Истан, наконец, при деле.

— Если мы пропустим по краю дороги нашу новую борону, то посадкой могут заниматься даже дети, - вспомнив, что теперь не придется пользоваться лопатой, добавила я.

— Так, скоро людям и вовсе нечего будет делать, Алисия, - вставила Мария.

— Ты права, Мария, и нам предстоит еще придумать – чем занять людей, а то наплодим безработных, - ответила я, поняв, что этот вопрос не менее важен. – Следующий год покажет.

Я всегда уходила с таких посиделок пораньше и часто уводила с собой Грегори, якобы, чтобы он показал в мастерской новые запчасти, что вытачивали мальчишки под его руководством. Они делали колеса, пытались ковать гвозди и скобы новой, нужной формы, опробовали, и если получалось, вводили в использование.

Я же хотела дать Марии побольше времени с Варисом, а вернее, даже не ей, а ему, чтобы он понял ее чувства, увидел в ней друга, а главное, девушку, которая его любит.

Через неделю после отъезда Истана, Варис пригласил меня к себе в мастерскую, которую мы разместили в старой кухне. Было уже очень поздно, когда все разошлись по комнатам, но он настаивал на разговоре, был напряжен, и даже немного рассеян, прятал глаза, а решившись, подкатил коляску к моим коленям и выдохнув, начал:

— Алисия, я давно хотел поговорить с тобой, но мне было неудобно. Ты давно знаешь Марию и видишь, как сильно мы отличаемся друг от друга, - быстро подняв на меня глаза и тут же их опустив, сказал брат.

— Да, знаю, Варис, - ответила я, чтобы не было этой тишины и чтобы его речь не превратилась в тяжелый монолог.

—