Он скривился, кивнул:

– Знают. Вы просто скажете, что в эти три часа…руководитель группы попросил вас заменить его. Ничего не объясняйте, там всепоймут.

– Вот так и поймут?

Он посмотрел на часы.

– С паролем поймут. Сейчас самолет уже приземлился. ОтШереметьева ехать почти час… Полчаса на обустройство в отеле. Потом обычныйстандартный выход туриста, осмотр достопримечательностей. Стандартноетуристическое меню: Кремль, Красная площадь, Собор, Манеж… У вас до встречи тричаса. Правда, вам тоже добираться отсюда часа полтора…

Я тоже посмотрел на часы, молча чертыхнулся. Час пик, сейчасиз учреждений вываливаются лавины служащих, разбегаются по машинам, все спешатоказаться в первой волне, а я попаду в самую середину, когда пробка на пробке…

– Как мы узнаем друг друга?

Он отвел взор, голос чуть изменился:

– Там ждут… нет, не ждут, а… вернее, ожидают увидетьменя, потому это вам нужно подойти, представиться, тут же объяснить, почемуименно вы…

– А почему именно я? – спросил я.

– Да потому, – сказал он свирепо, – что ялично вас попросил! Соседа по квартире, которому я доверяю. Только и всего.

– И меня поймут?

Он кивнул с хмурым видом:

– Да.

Но в голосе не было уверенности. Я поежился. Израильскиеспецслужбы отличаются жестокостью, что и понятно: кадры ковались в советскомКГБ, в ГРУ, в различных сверхсекретных диверсионных отрядах теперь бывшегоСССР, где… умели достигать цели.

– Ладно, – сказал я. – Надеюсь, меня незастрелят сразу. Как провокатора… Только, Алексей Викторович, давайтедоговоримся…

Он сказал быстро:

– Согласен заранее!

Я посмотрел в его напряженное лицо.

– На что?

– На то, что вы хотите.

– А что я хочу?

– Чтобы это поручение было последним. Угадал?

– В точности, – ответил я с облегчением. –Тютелька в тютельку, как у лилипутов.

– Я же сказал, что согласен. Обещаю!

Я развел руками:

– Ну что ж… Давайте приметы.

На брусчатке Красной площади ветерок лениво передвигалжелтые и багряные листья. Даже не знаю, откуда принес, но листья сочные,мясистые, толстые, как оладьи. Туристы бродят тесными стайками, на лицахсладкий ужас, ведь снова в России убивают иностранцев, да и своих тоже за связис иностранцами… как говорят.

Я издали заметил туристку, что с разных позиций фотографировалапамятник Минину и Пожарскому. Фотоаппарат дорогой, цифровик, с хорошим зумом ипикселями по высшему классу. К ней было подкатился один из местных, но она лишьбрезгливо повела плечом, и тот отвалился.

Я приблизился, сказал негромко:

– Привет, Инга. Меня зовут Бравлин. Я от Лютового. Онне придет…

Она смотрела на меня молча, но в глазах что-то изменилось. Яне понял, облегчение в них отразилось или досада, но главное – я непромахнулся, это в самом деле та самая Инга, приметы которой описал Лютовой.

– И на что вы уполномочены?

Голос ее был ровный, приятный, глубоко женский, но хорошоконтролируемый.

– На все, – выпалил я. Торопливо добавил: –Собственно, он не давал никаких полномочий. Просто, если честно, он вдруг зашелко мне пару часов назад и сообщил о вас… У меня только и оставалось времени,что лететь сюда! Не было правила дорожного движения, которое бы я не нарушил!

Она усмехнулась, глаза чуть потеплели.

– Сосед? Это хорошо. Меня в самом деле зовут Инга, этоне только пароль.

– Соседи бывают разные, – сказал я и вспомнилБабурина, Пригаршина.

– Верно, – согласилась она, – но соседейзнаем как облупленных.

– Это верно, – сказал я. – Так что… э-э… отменя требуется?

Она огляделась, на той стороне площади желтые, как осенниелистья, зонтики летних кафе.

– Вон там совсем пусто, – сказала она. –Посидим, выпьем соку… Я плачу.

– Да я еще не голодаю, – ответил я скромно.

Она раздвинула губы в усмешке, но ничего не сказала. Молчамы прошли через площадь, я старался делать вид, что увиваюсь за богатойтуристкой, Инга посматривала на меня со снисходительной усмешкой.

В кафе чисто, в виду башен Кремля за этим заведением явноследят особенно тщательно, из-за стойки тут же вышел предупредительныйофициант.

– Что изволите?

– Апельсиновый сок, – сказала Инга, и официант тутже выпрямил спину, не гнуть же ее перед соотечественниками, даже лицо сталонадменное. – Два мороженых… Каких? Да хороших, с орешками.

– «Лесное», – подсказал я.

– «Лесное», – согласилась она легко. – Ввазочках.

Официант на меня метнул полупрезрительный взгляд, что замужчина, за которого заказывает женщина, все ясно, а на нее взглянулвопросительно. Все-таки в голосе Инги легкий акцент, за недельную туристическуюпоездку такой не приобретешь.

Инга проследила за ним взглядом, сказала негромко:

– У меня в сумке портативный глушитель. Никакое ЦРУ неуслышит…

– А КГБ? – спросил я.

Она отмахнулась.

– КГБ – единственная организация, что еще не подчиненаШтатам. За это ему не дают денег даже на карандаши! Им теперь только мечтать о супермикрофонахнаправленного действия. Итак, я привезла кое-какие списки… Всякие, разные.Здесь и виднейшие коллаборационисты, о которых вы не знаете, и список глубокозаконспирированных агентов ЦРУ, и… многое другое. К тому же я уполномоченаназвать места… а также дать линки на лиц, которые могут снабжать оружием. Яимею в виду – хорошим оружием! Настоящим армейским, а также специальноразработанным для диверсионных групп. Здесь и мины повышенной мощности, ихможно прятать в скорлупе грецких орехов, и… я же говорю, многое другое. Видимо,Лютовой совсем себя плохо чувствует, что не смог сам… такое важное дело…

Она сделала паузу, я вынужденно сказал:

– Да нет, он выглядел неплохо.

– А со здоровьем у него как?

– Нормально, – ответил я с недоумением. – Онже не старик, молодой и здоровый, как бычара!

– Да? – переспросила она с сомнением. – Этохорошо, здоровье ему понадобится. А то раньше у него были проблемы… Впрочем,это неподтвержденные данные. Он сам, надеюсь, в операциях не участвует?

Официант направился в нашу сторону с подносом, Ингазамолчала. Мы помогли перегрузить на стол стаканы с соком и вазочки смороженым, а когда официант удалился, я ответил с неловкостью: