— Видишь ли, Малабарка, это построили не лунные. Да и что мне теперь в моем прежнем народе?! Поверь, я отрезала от себя Хитем и всех его жителей. Даже мысли о них не приходят ко мне в голову. Но это место... да, ты правильно почувствовал: меня здесь словно отрывает от земли... Весь мир бесконечно прекрасен, только мы его немного портим. Но, наверное, мы просто не способны испортить его до конца, Малабарка. Иногда встречаются места, где легко почувствовать, насколько прекрасен мир и какой подарок сделали людям, поселив их тут. Здесь, на галерее, именно такое место.

Место необычное, что-то в нем есть, точно.

— А кто построил?

— Очень древний народ. Не имперцы.

Я ожидал продолжения. Обыкновенно Ланин отыскивает смысл потаенных символов, видит в простых вроде бы вещах разное магическое дерьмо и вспоминает, что написали древние о том и об этом. Но нет, меняется моя девочка. Ей уже не надо рассказывать, какой это был народ, какими тайными знаками его наделили и сколько трактатов...

— Ты не совсем прав, — она улыбается, — тайны мне очень даже нужны, да и потаенные символы тоже не стоит отвергать вот так просто. Неужели я столь много болтала на острове?

Я вздохнул.

— Понимаю. Я люблю тебя, Малабарка.

— Я люблю тебя, Ланин.

Мы стояли, смотрели друг на друга. Нам даже не нужно было прикасаться плотью к плоти.

— Просто нет никакой тайны в том древнем народе. Ему принадлежало полмира, он знал больше, чем лунные, Империя и — добавь, кого хочешь, — вместе взятые. И все равно умер. Задолго до того, как сюда пришли варвары, построившие Империю.

— Аххаш Маггот! От чего?

— Так сразу и не скажешь... От многих причин. Их история хорошо известна, я много читала о них. Им не везло в конце. Но вернее всего будет сказать, что они умерли от старости. В старости никому не везет, наверное, от стариков отворачиваются высшие силы.

— Не знаю. В старости не хватает силы для везения.

— Все движется от рождения к смерти. Таков естественный ход вещей. По правде говоря, это меня ничуть не печалит.

— Меня тоже. Жизнь все равно не исчезает. «Не было и года, чтоб ветер не надул парус хотя бы одному кораблю, а рыба не пришла в сети».

— Откуда это?

— Старики так говорили.

— Мы с тобой тоже умрем когда-нибудь, Малабарка.

— Не стоит особенно волноваться.

— Прах побери, сколько раз говорила другим: нет смысла загадывать судьбу. А теперь сама загадываю. На закате... мне хотелось бы быть с тобой. Ты понимаешь?

—Да.

...Мы прошли по галерее чуть дальше. Парочка. Обо всем забыли, обнимаются, до нас им дела нет, довольны, как ватага с добычей на обратном пути.

Там была лестница. Низенькие, стертые ступеньки вели вниз, к морю, и уходили под воду. Мы спустились к самым волнам. Ланин обняла меня, а я ее. На виду у богов и людей, на виду у молоденьких сосен, древних стен и еще более древнего моря Лоза положила мне голову на грудь.

Только один раз, Аххаш, я видел вокруг себя столько людей в богатых одеждах. Крысы взяли караван какого-то князя из лунных на пять галер. Влезли ребята в один сундук, вытащили такое, что только царям, рыбье дерьмо, впору носить. Все в золотых нитках, в серебряных, застежки с жемчугом, с изумрудами, а за материю цену бы надо просить в пангдам- ских золотых солидах... Крысы еще от боя не отошли, все в краснухе, им еще плевать, что и сколько стоит. Они откупорили пару амфор с вином, выбили дно у бочонка с водкой, нацепили на себя все эти тряпки и упились прямо в них, да так, что вином плескали друг другу в рожи. Когда проспались, торговый мастер всем растратчикам вычет сделал на две трети доли в добыче. А я ему — на всю долю. Его дело смотреть за барахлом. Не умеешь — уходи.

Теперь вот вижу такое во второй раз. Важные имперские господа вокруг меня собрались. И каждый второй, как вижу, запросто купил бы корабли для целой стаи — из средних.

Говорят, у них неспокойно на границе. Говорят, их дела хуже некуда на полночной границе. Этим петухам стоило бы только скинуть пару цветных перышек. Хватит на то, чтобы привести сюда войско из одних вольных, ну а уж они-то им любую границу расчистят... Правда, потом обдерут и самих петухов. Могут.

Первым пришел сам хозяин, префект Наллан Гилярус. Пришел, привел меня, указал место... высокое ложе на девять человек, подушки, валики, какое-то бесконечное дерьмо. Ложиться я, конечно, не стал, потребовал себе кресло под задницу. Заднице хорошо, да и мне удобно... Потом друзья его начали собираться. Пригляделся я к этим друзьям. Странное дело! Как будто специально собрали ровнехонько половину к половине — серьезных толковых людей и каких-то болтунов. И лица у них очень разные. Кое-кто пришел развлечься... но у некоторых совсем другое в голове. Поглядывают друг на друга, ждут чего-то, какого-то серьезного дела. Если бы они тут решили зарезать к придонным братьям своего императора, то и поглядывали бы друг на друга точно так. Да что за чума! И если бы решили, мол, в бездну Империю, будем жить вольным княжеством, каких тьма, Аххаш, тоже бы так себя вели. Ну а прочие «друзья» — пена пивная, опилки от бревна, прочие для отвода глаз. Император, может быть, уже интересуется ими, уже прислал тайное слово: приглядывать... Куда пригласил меня префект? Ну, посмотрим.

Мимо меня как будто проплыла огромная рыбина, а я, наподобие ныряльщика за жемчугом у лунных, задержал дыхание, булыжник в руках, и волна от плавников качнула меня лего-онько так. Смотри, мол, не проспи, будет что-то полезное, невидимая пока, но такая нужная тебе возможность изменить житье.

Гилярус хорош. Только сейчас я как следует присмотрелся. Видно, он тут не самый богатый, хотя из первых. Может, и не самый знатный: у того вон, в углу, вместе с Законником пришел, рожа — спесивее некуда, будто бы он внучок бога неба или императорский наследник. Кто из них тут больше всех работать горазд, не знаю. Кое-кого я видел с железом в руках, есть настоящие. Но Гилярус у них вроде хищной птицы в курятнике. Он не ругается, не повышает голос, он им всем улыбается — каждому по-своему, — пошучивает, но только ясно видно, рыбья моча, кто старший. Он все время в центре. На него смотрят, от него ждут ответов. Гилярус высокий, конечно, человек, но тут есть и повыше. Есть-то есть, однако самым высоким все равно кажется именно он. Лицо у префекта правильное, как нарисованное или как у статуи отпиленное, лоб высокий, нос прямой, прямее ножа, зубы во рту белые, ровные... правильное, правильное все... А подбородок, точно как при строительстве корабля все вымеряют, так и тут: вымеряли точнехонько, в самый раз, и отрезали без ошибки. Волосы черные, ровные, короткие; уложены, Аххаш, не как у бабы или мужеложца, никаких завитушек, все строго, но только ясно видно: мастеру, который с его волосами работал, плачено золотом. Руки белые, как у девки, нипочем не скажешь, что эти руки умеют выделывать с добрым клинком...