— Все еще переживаешь за свою подругу? — вдруг спросил он.

— Это тебя не касается, — буркнул Мурзилка.

— Я бы тоже расстроился, — сказал Шон. — Нелли Стрелецкая была хорошей девушкой. Она гармонично смотрелась в вашей банде.

Сумка выпала из рук Мурзилки.

Когда он повернулся к Шону, лицо его было бледным, как брюхо рыбы.

— Я не говорил тебе ее фамилию. Откуда ты ее знаешь?

— Господь с тобой, Мурзилка! — Шон скривился. — Я все знаю. Ты неважного мнения обо мне. — Он обошел стол и встал напротив застывшего громилы.

«Давид и Голиаф», — внезапно подумалось ему.

— Я все знаю о тебе, дружище. При каких обстоятельствах ты залетел под статью «Убийство», а также «Организация преступного сообщества». Знаю, что после смерти Нелли ты — единственный из вашей команды, кто остался в живых. Знаю, что ты Андрей Чубаров, он же Жуля. Знаю, что вы развлекались, убивая нищих и бомжей[1]. Еще…

— Что?! — заревел Мурзилка, глаза которого налились кровью, и так схватил Шона за шею, что тот взвизгнул. — Что ты сказал?!

Саша добрался до своего убежища, когда начало темнеть. Он был в обновках, приобрел кепку и майку у какой-то тетки на занюханной железнодорожной станции. Словоохотливая торговка предложила ему пластырь, чтобы он заклеил себе лоб. Напоследок она посоветовала обратиться ему в травмпункт, но Денин лишь вежливо улыбнулся в ответ.

Он закрыл дверь изнутри и некоторое время стоял молча, словно пытался сообразить, кто он и как тут очутился.

Саша вынул из пакета сандалик Ромы, крупную гроздь винограда, помыл ее, проковылял в спальню и сказал:

— Родная. Я здесь.

Он сел на зловонный матрас. И как Таня умудряется спать на нем?! Он подумал, что утром заменит ей как матрас, так и белье. Его жена не должна спать, как…

Он тронул женщину за плечо.

— Я принес виноград, — сказал Саша и всхлипнул.

Крошечная ручонка в окне.

«Папа, помоги мне!»

Наверное, Даша звала отца и дедушку. Его милая, очаровательная Дашенька, пятилетняя дочка просила о помощи, а он ничего не смог сделать.

Когда Саша взял на руки Ромку, голова его сына беспомощно опрокинулась вниз, как у сломанной куклы. Из раздавленного черепа что-то полилось на асфальт и на туфли Денина. Словно он держал дырявый пакет молока. Сынок был такой легкий и не шевелился. Саша осторожно положил Рому на траву.

А потом… он просто убежал. Когда понял, что ничего нельзя изменить. Попросту унес ноги. Кое-как добрался до богом забытой станции, где поменял майку, нацепил на разбитый лоб кепку и поехал в Ногинск.

— Ешь виноград, — сварливо проговорил Саша, оторвал от грозди прохладную ягодку и попытался сунуть ее в рот Тане.

Она сжала зубы, виноградинка раздавилась, брызнула сладким соком.

— Почему ты не ешь? — начал злиться Денин. — Я потратил двести рублей на этот чертов виноград. Жри!

Он липкими пальцами давил виноград о лицо Татьяны, но она не разжимала зубов.

— В следующий раз ничего не получишь!.. — проворчал Саша, сунул гроздь себе в рот и принялся жевать виноград прямо с веточками. — Стараешься ради тебя, а толку!..

Таня молча лежала на матрасе. После недолгих раздумий он поменял ей подгузник, затем срезал ножом скотч с ее рук и переместился в гостиную. Там Денин включил телевизор и тупо уставился в экран. Наверное, скоро что-то скажут. Обязательно должны сообщить.

Его клонило в сон, головная боль накатывала волна за волной. Саша вздрагивал, когда резь в черепе становилась особенно нестерпимой.

Реклама. Вкусняшки для вашей киски. Лучший в мире банк предлагает самые высокие проценты за вклад. Лучше бы они могли оживлять людей.

Он начал клевать носом.

После рекламы продолжилась какая-то идиотская передача. Дяденьки и тетеньки с важными физиономиями обсуждали, почему догхантеры убивают собак.

Потом на экране появился толстый мужик. Он шел по улице и вел на поводке немецкую овчарку.

Собаку показали крупным планом. Из-под ошейника почему-то текла кровь, а на голове овчарки громоздилась копна спутанных рыжих волос. Животное повернуло голову, и Саша едва удержался от крика.

На него смотрела Таня. У нее было нормальное лицо, с глазами и без ожогов.

«Не отдавай меня им», — беззвучно произнесла она, и из ее глаз выступили слезы.

Толстяк усмехнулся и повел Таню, то бишь собаку, дальше по улице. Недалеко его ждал велосипед.

Денин крепко зажмурился, начал шептать молитвы. От усилия натянулась кожа на лбу, отчего открылась рана. По лицу Саши текла свежая струйка крови, но он даже не заметил этого.

Ему начало казаться, что весь дом пропитан запахом смерти. А ведь завтра — свадьба.

Губы молодого человека, за последние три дня превратившегося в больного, изможденного старика, задрожали. Конечно!.. Как он мог забыть?

Когда он открыл глаза, по телевизору снова мелькали кадры рекламы. Наконец глупая передача подошла к концу, и начались вечерние новости.

Конфликт в Украине. Гребаный кризис. Инфляция. Президент нанес визит в Индию. Полиция пресекла несанкционированный митинг.

Саша моргал и тер глаза.

«Что за дерьмо? Это все произошло не со мной. — Он удивился этой мысли и почувствовал странное облегчение. — Я просто сплю. Чтобы убедиться в этом, достаточно открыть глаза».

Денин снял кепку, при этом снова задел пластырь, намокший от крови, и вскрикнул.

«Произошла серьезная авария, — услышал он. — Погибли двое детей и один мужчина. Салон автомобиля полностью выгорел. Следователи, работавшие на месте происшествия, выяснили, что машина взята напрокат. Ведется поиск водителя», — тараторил хорошо поставленный голос диктора.

Саша с трудом встал с дивана.

«Погибли двое детей».

— Это не сон, — сказал он в темноту. — Я…

«Конечно, не сон, урод! — заявил внутренний голос. — Посмотри на сандалик Ромы».

Денин почти бегом бросился в комнату, упал рядом с Таней, обнял ее, в испуге прижался к любимой.

— Таня!.. Милая Танюша, — прошептал он, глотая слезы. — Я убил их. Дашку и Ромку. Своих детей.

Он услышал тихий вздох.

— Ты же сам хотел этого. Помнишь?

Саша непонимающе глядел на Ковалеву. Она что, сошла с ума? Как он мог хотеть убить своих детей?! Что она мелет, глупая?

— Я все слышала. Ты попал в аварию.