В ярости он принялся оглядывать комнату. На глаза попалась массивная мраморная шкатулка. Схватив ее, Сторми повторил попытку.

С тем же результатом.

Черт побери. Биллингэм советовал заняться изучением, что ж, вот он и начал изучать. Он найдет способ отсюда выбраться, даже если это будет грозить смертью.

Он вспомнил фразу дворецкого: "Думаю, тебя ждут сюрпризы".

По спине пробежал холодок.

Он отмахнулся, отставив в сторону все отговорки. С чего начать?

С дверей. Почти сразу после прибытия он безуспешно пробовал выломать входную дверь, но с тех пор не повторял попыток. Кроме того, насколько ему помнилось, в доме есть еще боковой выход с кухни и дверь из кабинета на заднее крыльцо.

Если ничего не выйдет, он займется фундаментом и все равно найдет способ выбраться.

Сторми направился в прихожую. Входная дверь была по-прежнему заперта. Не просто заперта, а запечатана. Несмотря на все его усилия, ручка дверного замка не поддалась, и сама дверь не шевельнулась ни на миллиметр.

Биллингэм на кухне занимался своими делами, напевая под нос какую-то мелодию; в ней слышалось что-то очень знакомое, но Сторми не смог определить, что именно. Значит, с этой дверью придется подождать. Он двинулся в кабинет.

Прошло много лет с тех пор, как он последний раз был в этой комнате, но оказалось, что он все прекрасно помнит - ее вид, ее запах, солнечный свет, вливающийся в окна и умирающий по дороге к дальним книжным шкафам темного дерева. Даже книги на полках остались те же - он помнил названия.

Окна кабинета тогда выходили в просторный сад за спиной дома, но сейчас они выходили в никуда. Свет проникал сквозь них, яркий белый свет, очень похожий на солнечный, но за стеклами была непроницаемая белая мгла, как густой туман или дым, не дающая возможности разглядеть хотя бы какие-то детали внешнего мира.

Быстрым шагом он подошел к двери, взялся за ручку, и она поддалась.

Он открыл дверь.

И шагнул через порог на Другую Сторону.

Тут все оказалось не совсем так, как он ожидал. Ни призраков, ни оживших покойников, никакого черного неба и бесплодного ландшафта, ни скелетов, ни ведьм, ни демонов с окровавленными клыками. Вместо этого он оказался в здании, по конструкции идентичном тому, из которого только что вышел, только с вынутыми внутренностями. Ни перегородок, ни стен, ни комнат, ни лестниц - одно гигантское помещение высотой в три этажа. При этом оно было совершенно невообразимого цвета, не передаваемого привычными земными определениями цветов и оттенков солнечного спектра. Высоко над головой, там, где располагались три башенки, виднелись облака, маленькие белые клубочки, перемещавшиеся в разные стороны, словно в поисках выхода. Это было неотразимое зрелище, прекрасное в своем роде, но его внимание привлекла фигура у дальней стены: лысая голая женщина, сидящая в гигантском соломенном гнезде на яйце размером с гимнастический мяч.

Его мать.

Сторми словно врос ногами в землю, не в состоянии пошевелиться.

Мать широко улыбнулась и помахала ему рукой.

- Сторми!

У него на глазах выступили слезы. Ему хотелось рвануться вперед, крепко-накрепко обнять ее и не отпускать никогда; однако какая-то трезвая часть сознания удерживала его, подсказывая, что это не самое разумное решение. Яйцо, гнездо, отсутствие волос действовали отталкивающе, и хотя он ни секунды не сомневался, что это его мать, что-то мешало ему броситься с распростертыми объятиями.

- Сторми! - окликнула она его снова.

Неужели все будет именно так, когда рухнут барьеры? Живые смешаются с мертвыми, станет возможно поддерживать отношения с теми, кто давным-давно уже оставил сей мир?

И неужели это так плохо?

В этом он не был уверен. Смерть - одна из главных причин людского горя на земле; если любящие сердца смогут оставаться вместе даже после смерти, если к призракам перестанут относиться как к пугающим сверхъестественным явлениям, если мифы и религии перестанут демонизировать их, а люди станут воспринимать их просто как иную форму существования, вся печаль, вся тоска, все страдания мгновенно исчезнут с лица земли.

Но должно ли быть такое смешение живых и мертвых?

Так уже было однажды. До возникновения Дома.

Впрочем, если верить Биллингэму, если бы это продолжалось, его мир давным-давно бы был поглощен и перестал существовать.

Может, это рай?

Или ад?

Может, и то, и другое.

Из окон можно было видеть другие дома такого же неопределенного цвета; они тянулись бесконечно, как повторяющиеся отражения в зеркальном зале.

Перед ними была сияющая белизна.

За ними - чернота.

Неужели это и есть потусторонний мир? Неужели это сюда уходят люди после смерти? Он казался весьма маленьким, ограниченным, довольно скучным. Сторми никогда особо не задумывался над тем, что с ним станется после смерти; при некотором усилии мог бы сказать, что мозг перестанет функционировать, и на этом все кончится. Он прекратит свое существование. Он никогда всерьез не верил ни в ад, ни в рай.

Но совершенно ясно, что душа, дух, сущность личности живут после смерти.

Только...

Только это оказалось как-то грустно. Если бы он воображал себе загробный мир, он был бы более просторным, чем этот, более роскошным, более выходящим за рамки традиционных представлений. Но если его мать умерла лишь для того, чтобы превратиться в лысую леди, сидящую в гнезде на яйце в пустом доме...

Нет, на этом фоне простая остановка работы мозга и прекращение существования - совсем не так плохо.

Но это ощущение прошло, как только он собрался с духом и шагнул вперед. Она опять позвала его по имени, призывно помахала рукой, но по мере его приближения фигура ее начала таять и превращаться в нечто нематериальное. Тело начало плыть, как бы растворяться, и к тому моменту, как он оказался рядом с гнездом, она поднялась ввысь, слившись с другими облачками, плавающими под крышей дома. Только сейчас он разглядел, что это не совсем облака. Это души. Маленькие белые клубочки имели лица, можно было даже различить следы глаз и губ, которые шевелились и изменялись в процессе движения.

И вдруг эти облачка, эти души все как один вылетели в окно центральной башенки, в белизну, где превратились в радугу и исчезли.

Сторми испытывал почти радостное ощущение чуда; он был бесконечно счастлив узнать, что потусторонний мир не ограничивается этим рядом домов, что он простирается далеко за пределы того, что он в состоянии увидеть или осознать. В благоговении он оглядел опустевший дом.

Яйцо все еще оставалось в гнезде, и он похлопал по нему ладонью. На ощупь оно было теплым, кожаным, и он задумался - что же там внутри.