ней был головной убор с полями – и принялась обходить людей. Смурные пассажиры не бросили ей ничего. Ни монетки, ни бумажки. Не подал и Горенов, потому что у него была с собой только пластиковая карта. Ему мгновенно пришло в голову, какая же это несусветная глупость с точки зрения детективного жанра. А если бы в ходе операции срочно понадобились наличные? Его лицо осталось бы ещё и в памяти системы видеонаблюдения банкомата.

Барышня закончила обход и вернулась к своим товарищам ни с чем. Тем не менее музыканты не прервали выступление. Они доиграли песню до конца, словно физически не могли её испортить. Девушка тоже снова взяла кларнет, а потом – флейту и сыграла положенные ей соло, которые зазвучали даже чище и лучше, чем прежде, поскольку оказались безвозмездными. Когда двери открылись, ребята пожелали всем хорошего настроения и ушли. Сколько жизни было в них… На мгновение Георгий подумал догнать музыкантов, отдать им свою карту, но такого психа они бы точно запомнили, а это не в его интересах… Он с усилием сдерживал порыв несколько секунд, а потом двери закрылись, и стало уже поздно. К тому же сумма на счету была немалая.

В рассказе об апельсиновых зёрнышках Шерлок Холмс признаётся: «Я потерпел поражение четыре раза. Три раза меня побеждали мужчины и один раз женщина». Горенов посмотрел по сторонам, но никто более в вагоне не разделял его воодушевления от слов Конана Дойла.

14

В кромешной тьме возле своего подъезда Горенов всё-таки разглядел то, что боялся увидеть уже давно. Его любимый тополь лежал распластанный во дворе вдоль тротуара. Дерево, подарившее Георгию столько радости, теперь умирало. В сущности, оно уже умерло. Ветки были собранны в отдельную кучу, как волосы в парикмахерской. Если бы только Горенов остался дома, находился в квартире, когда его валили, он бы обязательно услышал, выбежал на улицу, отстоял… Кому понадобилось? Кому помешал?! Георгий подошёл к пню. Тот выглядел очень странно… Похоже, тополь не спилили и не срубили. Его будто бы срезали ножом. Долго, методично, словно откусывали, выгрызали древесину маленькими кусочками. Как? Что за Кудеяр такой нашёлся? И сколько времени это заняло?.. За один вечер, пока Горенов убивал старуху, точно не справиться…

С тех пор прошло уже почти две недели. Каждый день он выглядывал в окно и смотрел на темнеющий ствол, лежащий поперёк двора. Похоже, теперь этот массивный кусок древесины ещё и не был никому нужен. От Марии Сергеевны новостей не поступало ни в прессе, ни по телевидению. Или, может, кто-то уже «прочёл» его литературное послание, но пока произошедшее является тайной следствия? Маловероятно. Всё равно сообщили бы, хоть без подробностей.

Переживания Георгия по этому поводу были противоречивыми. С одной стороны, он радовался, что скорое разоблачение ему не грозит, но с другой – печалился, ведь амбициозный план не спешил воплощаться в жизнь. Впрочем, в любом случае кто бы смог сделать правильные выводы на основании одной жертвы? Нужна была серия, только тогда об этих событиях заговорят, увидят в них связь.

Убийство старухи далось ему относительно легко в эмоциональном плане. Это тоже, с одной стороны, настораживало… Понятно, возраст Марии Сергеевны был почтенным, но нельзя же сказать, будто она «отжила своё». Горенов лично, собственной волей решил поставить точку в её судьбе именно здесь. Это он «продиктовал» небесной канцелярии, что можно отложить писчие принадлежности, диктант окончен.

С другой стороны, иначе в таком деле нельзя. Как переживать по поводу каждой жертвы, коль скоро его душа болит за всех людей, за всех читателей, за все книги сразу? Если положить на одну чашу весов почтальоншу с её скверным характером и дурным вкусом, а на другую – все мыслимые шедевры мировой литературы, то что перевесит? То-то же! Фёдор Михайлович, оставьте ваши россказни про «счастье всего мира не сто́ит…» Сто́ит! Другой классик учит: «Чтоб добрым быть, я должен быть жесток…» Это, знаете ли, ближе к истине. Приходится соответствовать…

– Почему ты замолчал? Было так интересно… – прошептала Вика, сидящая у него на коленях, своим немного писклявым, но нежным голоском. В её ушах блестели те же самые серёжки. Рукой она путалась в волосах Горенова. Что им всем дались его волосы?! Ладонь Георгия лежала на её бедре, достаточно высоко, чтобы наиболее проворные пальцы уже пролезли под юбку.

– Видишь ли, красота – это капитал.

– Вижу… – кивнула она и поднесла язык к его уху. – Капитал…

В принципе, уже можно было предложить ей пойти к нему, но Ленка пока ещё дома, обещала уйти около семи. «А что, к тебе женщина придёт?» – спросила она улыбаясь. Горенов ошалело посмотрел на дочь. Как можно ребёнку ответить: «Да»? Папе надо потрахаться. И что делать, если действительно «да»? Врать? Нет, нельзя.

– Да, капитал… Куда более объективный, чем, скажем, дар. Быть может, несколько менее надёжный, чем деньги, но наверняка более верный, чем талант. Так что при наличии самого минимума мозгов, способного обеспечить естественную осторожность, красивая девушка не пропадёт никогда. А талантливый мужчина, даже если ему временами благоволит удача, имеет все шансы сгинуть.

– А что же ему нужно, чтобы не пропасть?.. – Вика сама удивилась, услышав свой голос. Погружение языка в ухо собеседника заметно сказывалось на членораздельности. На самом деле Георгий услышал: «Та фто фе ему нуфно, фтобы не пвопафть». Тем не менее всё понятно.

– Ему нужно очень много везения… – ответил Горенов печально. Его лицо, казалось, уже не принадлежало человеку, настроенному на эротическое продолжение вечера.

Вика отстранилась и посмотрела на него вопросительно.

– …И мне очень повезло, я встретил тебя, – быстро сориентировался он.

Девушка довольно кивнула и принялась штурмовать языком его ротовую полость, обхватив голову двумя руками. Он отвечал, вялыми конвульсивными движениями. Против секса Георгий, разумеется, ничего не имел, но определённо предпочёл бы перейти к нему без всего этого. «Кстати, когда же, наконец, найдут старуху?» Только Горенову, держащему левую руку на тугой округлости молодой женщины, могло показаться, будто эта мысль пришла «кстати».

Вторая конечность заползла в изгиб её талии и начала обживаться там. Вика могла кружить головы, когда не надевала этот свитерок. А особенно когда снимала его. Что это было за чудесное превращение!.. Из скромного, очаровательного, нежного мышонка в изогнутую и упругую бестию. Наверняка многие хотели сжечь шкурку царевны-лягушки, чтобы девушка осталась последней навсегда. Зачем так одеваться? На презентации она выглядела совершенно иначе, куда вульгарнее, порочнее. Почему? Георгий не мог придумать объяснения, кроме одного: излишнее мужское внимание слишком