качества товаров, количество одолженных для посева семян и многое, многое другое. Список преступлений тоже выглядит бесконечным: здесь есть мошенничество, ограбление, похищение, побег, убийство и покушение на него, причинение тяжких телесных повреждений, порча государственного скота, шантаж, лжесвидетельство, супружеская измена и незаконные половые связи (как добровольные, так и принудительные), уничтожение государственных орудий, перенесение межевых камней, незаконная добыча ископаемых или незаконное производство соли, переплавка бронзовых монет или нелегальная отливка денег, инцест, изнасилование, подделка печатей или документов, избиение или оскорбление чиновника, поджог, продажа испорченного мяса, повлекшие выкидыш побои, захоронение жертвы самоубийства без ведома властей, сбыт краденого, использование неточных мер и весов и даже жульничество в шахматах. Недостаточное проявление сыновней почтительности считалось одним из самых тяжких преступлений. Законы Хань также включали правила обучения писцов и проверки начинающих гадателей и заклинателей. (Работа последних предполагала проведение разнообразных церемоний; чтобы пройти испытание, кандидат должен был наизусть продекламировать не менее семи тысяч слов.)

Местный чиновник, который действовал от имени центральной власти (а в конечном счете — и от лица самого Сына Неба), испытывал на себе тяжелую длань закона не меньше вверенных его попечению подданных. К чиновникам предъявлялись впечатляюще высокие требования. Судя по количеству правил, регулирующих их поведение, главной напастью в среде «государственных людей» была повсеместная коррупция (стоит отметить, что от этой язвы не избавился и современный Китай): повсюду царило взяточничество, разбазаривались государственные средства или расхищалось государственное имущество, покрывались преступления, велась двойная бухгалтерия и так далее. Некоторые законы читаются как азбука для бухгалтера: «Составляя счета, не следует записывать одинаковым образом предметы разного типа» (А53)[93]. Другие похожи на выдержки из учебника по столярному делу: «При починке повозки для одной порции смазки нужно взять один лян клея и десять фэней жира» (А76). Неспособность чиновника обеспечить исполнение указов, отчитаться перед вышестоящим начальством или гарантировать требуемые результаты влекла за собой санкции. Недонесение о хищении или утрате государственных запасов приравнивалось к краже. Законы Цинь предписывали чиновникам следить за количеством крысиных нор в подведомственных им амбарах («три мышиных норы равняются одной крысиной») и за числом дыр, которые насекомые прогрызали в казенных кожах и шкурах (D130, B18). Согласно нормам эпохи Цинь, штрафы полагалось гасить доспехами и щитами (а также шнурками, которыми связывались части доспеха); к эпохе Хань их уже исчисляли в золоте и чеканной монете.

Красной нитью, пронизывающей все законодательство эпох Цинь и Хань, остается коллективная ответственность домохозяйств. Родственники и соседи нередко оказывались соучастниками противоправных деяний; целые семьи привлекались к суду за преступления, совершенные одним из членов. В таких случаях следовало коллективное наказание, которым в крайнем варианте могла стать казнь расширенной семьи целиком — «искоренение до третьего колена». Недонесение о преступлении считалось столь же серьезным прегрешением, как и само преступное деяние. Закон санкционировал взаимную слежку людей друг за другом: от каждого подданного ожидалось, что он будет глазами государства. Обязанности устно или письменно доносить на других (и на себя самого) отводилось важнейшее место в правовых процедурах, но при этом заведомо ложный донос тоже считался преступлением, и уличенных в нем строго карали. Обличение — еще один элемент китайской правовой мысли, доживший до наших дней.

Диапазон санкций, предусмотренных за нарушение закона, простирался от небольших денежных штрафов до физических истязаний и смертной казни. В случае наиболее тяжких преступлений кара должна была опозорить и заклеймить преступника на всю жизнь. Самым выгодным для государства наказанием оставались принудительные работы на срок до пяти лет: осужденные стабильно пополняли пул бесплатной рабочей силы. Во времена ранней империи осужденные, как и мигранты, воспринимались не как обуза для государства, а как экономическое благо. Их отправляли на крупные строительные проекты — от починки дамб, рытья каналов, постройки дорог и крепостных стен до возведения гробниц, храмов и дворцов. Мужчину могли приговорить к принудительному труду в качестве каменщика или сторожа, а женщину — в качестве сортировщицы риса. Еще одним вариантом наказания выступала принудительная служба в приграничных гарнизонах. Многие осужденные, отправленные туда в кандалах и ошейниках, не выдерживали голода и истязаний. Гораздо менее суровым наказанием выглядела ссылка; в частности, ее использовали для того, чтобы выселить прежних жителей из завоеванного города. Впрочем, обеспеченные горожане могли откупиться от такой кары деньгами. Как правило, рецидивисты и обвиняемые в особо серьезных преступлениях получали приговор согласно самому тяжкому своему злодеянию. Законодательство также проводило различия между преступлениями, совершенными преднамеренно, по ошибке или случайно.

Многих правонарушителей обрекали на физические увечья. Легистские мыслители, подобные Шан Яну, с одобрением относились к пыткам: «Прежние правители вводили смертную казнь, вырезание коленных чашечек и клеймение, [но все это] не во вред народу, а ради пресечения зла и преступлений, ибо нет лучшего средства пресечь зло и преступления, нежели суровые наказания» («Шан цзюнь шу», 17.3). По мнению правителя области Шан, наказания смогут действенно предупреждать преступления, если сделать их жестокими и желательно публичными. Смягчающие обстоятельства при вынесении приговоров учитывать не следует: раз человек сошел с правильного пути, то его предыдущие заслуги и хорошее поведение можно не принимать в расчет.

Распространенными методами смертной казни были обезглавливание и в некоторых случаях — разрубание тела преступника надвое. Иногда казни проводились публично. Если преступление было неординарным, отрубленную голову и изуродованное тело могли выставить на всеобщее обозрение на рыночной площади. Среди способов, посредством которых калечились и обезображивались человеческие тела, стоит упомянуть четвертование, сбривание волос, бороды, бровей и усов у мужчин (как символическое лишение их мужественности), нанесение татуировок на лоб и щеки, отрезание носа или стоп. Закон устанавливал количество ударов палкой для различных категорий преступлений; самовольное оставление службы или побег из места постоянного проживания могли обойтись в пятьдесят ударов, причем послабления не делались даже для государственных служащих. Одним из самых суровых наказаний была кастрация, к которой приговаривали за изнасилование, незаконные сексуальные связи и некоторые другие преступления, — такой приговор влек за собой отрезание и пениса, и яичек. Один из юридических терминов, обозначавших кастрацию, буквально переводится как «гниль» — законодатель намекал на то, что преступник теперь сгниет, как мертвое дерево, и не сможет произвести новую жизнь.

Целостность тела играла в китайском мировоззрении принципиальную роль. Как сказал Цзэн-цзы, «то, что порождено отцом и матерью, сын не смеет умерщвлять» («Люйши чуньцю», 14/1.3). Отражением этого стало пристальное внимание, уделяемое законодательством разнообразным физическим увечьям. Составители кодексов изо всех сил стараются определить природу ран и повреждений: им важно решить, какое наказание полагается за оторванное ухо, а какое — за сломанный сустав; что делать, если в драке кому-то вырвут брови, волосы или бороду; как покарать человека, откусившего другому нос, ухо,