дела воспринимаемый риск культивирования мака начинает уменьшаться. Положение старейшин, согласившихся на запрет культивирования мака, меняется, или они покидают деревню, и тогда все большее число крестьян возвращается к его выращиванию.

В этой ситуации очень мало что можно сделать. Политический выбор афганского руководства – именно он часто подвергался критике со стороны сообщества, занимающегося контролем над наркотиками, – значит немного, когда политическая власть в большей степени основывается на консенсусе и аргументах, чем на военной мощи. Действующий в то время президент Карзай, выступая на созванной в апреле 2005 г. консультативной джирге, на которой присутствовали западные дипломаты и другие (включая Рубина) лица, заявил: «Не ожидайте, что я смогу снова выступить перед крестьянами Афганистана и сказать им, чтобы они не выращивали мак, – они либо посмеются надо мной, либо застрелят меня»[51].

Почему бы просто не покупать у крестьян весь опиум?

Часто звучали предложения либо купить урожай опия и сжечь его, либо легализовать и использовать в медицинских целях. В конечном счете, однако, до тех пор, пока для крестьянина не будет существовать реальных экономических альтернатив опию, а афганское государство не сможет гарантировать монополию на приобретение урожая, скупка этого урожая – для любых целей – вызовет увеличение спроса и, следовательно, цены, что приведет к более высокому уровню выращивания мака в последующие годы. Афганское государство, НАТО или США никогда дадут гарантии, что смогут приобрести весь урожай опия, а без этой гарантии крестьяне будут выращивать его для продажи как уполномоченным на то покупателям, так и незаконным торговцам.

Покупка урожая способствовала бы росту незаконной экономики, основанной на производстве опия, а не других культур. Уже в следующем году стоимость покупки урожая резко возрастет, что приведет к огромному расходованию государственных ресурсов.

Для сравнения, Индия является четвертым по величине производителем незаконных опиатов в мире после Афганистана, Мьянмы и Лаоса. Большая часть незаконной продукции в Индии производится с лицензированных плантаций. Если правительство Индии не может гарантировать, что является единственным покупателем законного урожая опия там, и до 30 % его попадает на нелегальный рынок, какой уровень утечки опиатов будет иметь место в Афганистане?

Какая культура может заменить мак?

Замещение сельскохозяйственных культур представляет собой решение, принадлежащее к очень «старой школе», но именно оно присутствует во всех политических дискуссиях по сегодняшний день. Как насчет абрикосов, шафрана, винограда, гранатов, рапса, даже каннабиса? Эти культуры и многие другие, включая пшеницу, начиная с 2001 г., предлагались в качестве заменителей опия.

Некоторые из этих культур могут приносить даже больший чистый доход, чем опийный мак, но подавляющая часть тех из них, которые могут давать подобный доход на постоянной основе, требуют инвестиций в такие ресурсы, как обустройство шпалер, пестициды и гербициды. Потребуется нескольких лет, прежде чем их выращивание станет прибыльным, что вызывает озабоченность по поводу того, как крестьянин станет зарабатывать себе на жизнь до этого. Продукция некоторых культур может быть нежной и потребует улучшенных дорог, а также упаковки или холодного хранения. Другим культурам может потребоваться расширение ареала выращивания и поддержка рынка для улучшения стандартов качества и гигиены, с тем чтобы их можно было экспортировать, а это потребует еще большего времени и еще большей поддержки на потребительских рынках в регионе и за его пределами.

Многие из этих культур будут приносить доход землевладельцам, но практически не принесут его многочисленным дольщикам или арендаторам, культивирующим опийный мак сейчас. Когда землевладелец начнет выращивать гранаты, виноград или пшеницу, беднякам придется искать землю в другом месте и опять для выращивания опиума. Это произошло в Гильменде, где сокращение посевов мака в «Продовольственной зоне Гильменда» было более чем сопоставимо с его выращиванием в бывших пустынных районах, орошаемых малоземельными крестьянами. «Продовольственная зона Гильменда» увеличила возможности провинции по выращиванию опия до такой степени, что в 2017 г. маком было засеяно 144 тыс. га по сравнению со 104 тыс. га в 2008 г., то есть за год до образования «Продовольственной зоны Гильменда».

Поддержка выращивания культур, указанных в качестве возможных альтернатив опию, играет определенную роль в решении крестьян отказаться от выращивания мака, но одной ее недостаточно. Существует необходимость в гораздо более широкой экономической стратегии, включающей расширение возможностей трудоустройства и доступа к земле для бедных крестьян. Все это должно происходить в безопасных условиях, когда население будет уверено в том, что получит выгоду от долгосрочных инвестиций в сельское хозяйство. При этом оно должно получить возможность безопасно ездить на рынок и обратно в городах и поселках, не подвергаясь хищничеству и насилию со стороны правительства или других вооруженных акторов, а инвестиции в социальную инфраструктуру, такую как здравоохранение и образование, должны снизить уровень хронических заболеваний и смертности.

Способствуют ли наркотики подъему терроризма в Афганистане?

Идеологический конструкт «наркотерроризм» основан на убеждении, что наркотики и терроризм являются симбиотическими и неразрывно связанными явлениями. Большая часть дискуссий о наркотерроризме сосредоточена на потенциальных доходах, которые террористические группировки извлекают из торговли наркотиками для приобретения оружия и достижения политических целей.

Официальные нарративы, особенно распространенные в сообществе организаций, борющихся с наркотиками, гласят, что со временем и при увеличении воздействия на них торговли наркотиками многие из группировок теряют любую политическую идеологию, которая у них могла быть, и становятся обычными преступными организациями. Таковы были нарративы, связанные с Кхун Са и его сепаратистской Объединенной армией Шан (позже армией Монг Тай) в Мьянме в 1980-х гг. и с ФАРК в Колумбии в 1990-х гг. и начале двадцать первого века.

Мы встречаем подобную аргументацию в словах официальных лиц и в средствах массовой информации, освещающих положение в Афганистане: «Талибан» и торговля наркотиками рассматриваются ими как синонимы. Это никогда не было так важно, как в ноябре 2017 г., когда Силы Соединенных Штатов в Афганистане (USFOR-A) провели ряд бомбардировок лабораторий по производству наркотиков. В то время генерал Николсон, командующий USFOR-A и операцией «Решительная поддержка» НАТО, утверждал, что «Талибан» «превратился в наркоповстанческое движение», предполагая, что оно «все больше теряет тот идеологический якорь, который у него когда-то имелся». Это произошло всего через несколько недель после того, как Уильям Браунфилд, помощник государственного секретаря по INL, заявил: «Я довольно твердо чувствую, что [“Талибан”] перерабатывает весь урожай [опиума]», и после того, как УНП ООН сообщило о поистине беспрецедентном уровне культивирования мака, посевы которого занимали 328 тыс. гектаров[52].

Однако, несмотря на заявления генерала Николсона, отношения между «Талибаном» и наркоэкономикой были более тонкие и локализованные. Такими они были всегда, даже в 1990-х гг., когда талибы находились в Кабуле и доминировали на 90 % территории страны.

Повстанческие