группировки, такие как «Талибан», часто полагаются на местные источники доходов. В 1990-е годы многое делалось для сбора сельскохозяйственной десятины, известной как «ушр». Это традиционный налог, уплачиваемый со всей сельскохозяйственной продукции в размере 10 % от валового производства. В 1990-е гг. эта сумма обычно выплачивалась деревенскому мулле. Выплаты могут производиться натурой в пропорции к урожаю различных культур, выращиваемых домохозяйствами, включая опиум, эта сумма может быть также конвертирована в наличные деньги. Утверждалось, что как только территория переходила под контроль талибов, именно они, а не мулла, начинали получать ушр, и при этом талибы забирали 10 % всего урожая опиума в любой конкретный год. Нам доводилось слышать, что то же самое происходило с момента возрождения движения «Талибан» в 2005–2006 гг.

Однако идея о том, что вооруженная и часто разрозненная группировка, подобная «Талибану», может проводить единую налоговую политику по всей стране, кажется довольно наивной. Талибы не достигли этого даже в 1990-х гг., когда попытки поглотить сельскохозяйственную десятину были отвергнуты муллами южных провинций, и неудивительно, что к 2018 г. у них все еще не было формализованной национальной системы взимания данного налога.

На практике отчисления в процентах от стоимости урожая при цене «франко-ферма» редко превышали 2 % и часто составляли всего 1 %. Карательные налоговые ставки мало что могут сделать для того, чтобы заручиться поддержкой сельского населения. Более того, поскольку многие талибы были местными боевиками, им приходилось вести себя со своими родственниками и соседями осторожно, чтобы в будущем не оказаться на стороне проигравших и не нуждаться в помощи. Такие же относительно низкие ставки налогов можно было наблюдать в отношении производства наркотиков и торговли ими. Кроме того, ставки как на опиум, так и на героин были фиксированными, независимо от цены.

Взаимоотношения движения «Талибан» с торговлей наркотиками по сути ничем не отличаются от взаимоотношений с другими товарами и услугами, за исключением того, что наркотики являются наиболее ценным видом экспорта Афганистана и потому могут приносить большие доходы.

Что действительно отличает опиумную экономику от производства других товаров и услуг, так это ее незаконность и, следовательно, вытекающая из того обязанность афганского правительства действовать. Именно в связи с этим талибам удалось разжечь недовольство сельских жителей афганским правительством, которое, как было отмечено, настаивало на уничтожении урожая по указке иностранных держав, в частности США, игнорируя экономические условия жизни населения. Ощущаемое ими предательство со стороны властей усугублялось угрозой опрыскивания урожая уничтожающими его веществами.

Ввиду неспособности афганского правительства обеспечить наличие законных способов существования, сельские жители в таких провинциях, как Гильменд, Фарах, Кандагар и Нангархар, начали рассматривать это правительство как угрозу своему благосостоянию. Они видели, что оно ставит интересы иностранных держав выше интересов афганского населения.

Некоторые командиры талибов, действительно, были напрямую вовлечены в наркобизнес, поскольку занимались также торговлей другими товарами, такими как драгоценные камни и мрамор. Однако совсем другое дело утверждать, будто движение, возглавляемое множеством командиров, на самом деле контролирует торговлю наркотиками и имеет чисто преступные намерения. Именно подобные заявления о централизованном и преступном «Талибане» – усугубляемые высказываниями, которые можно рассматривать как излишне придирчивое изображение афганского правительства полностью коррумпированным, – так часто не совпадают с тем, что видит сельское население.

Крестьяне видят, как правительственные чиновники получают от них взятки в обмен на то, чтобы не уничтожать их урожай, и предлагают защиту некоторым из тех, кто наиболее вовлечен в торговлю наркотиками. Они организуют доставку наркотиков в полицейских автомобилях, препятствуют судебному преследованию наркоторговцев и предлагают им амнистию или перевод их в провинциальные тюрьмы, чтобы там они могли подкупить начальство и выйти на свободу. Население стало свидетелем того, как международные вооруженные силы и дипломатический персонал уважают и поддерживают провинциальных и столичных должностных лиц, которые, по мнению крестьян, погрязли в торговле наркотиками. Так что, пожалуй, нет ничего удивительного в том, что утверждения, будто это «хорошие парни», а преступниками и вдохновителями торговли наркотиками являются именно повстанцы, вызывают у населения глубокое недоверие.

Каковы отношения наркоиндустрии с афганским правительством?

Наркоиндустрия не смогла бы выжить без защиты со стороны по крайней мере части афганского правительства, а некоторые влиятельные лица в афганском правительстве не могли бы осуществлять свою деятельность без денег наркоиндустрии и покровительства с ее стороны. Обвинения в причастности к ней правительства широко распространены, и, как отмечалось ранее, среди сельского населения активно бытует мнение, что правительство вовлечено в торговлю наркотиками более глубоко, нежели талибы.

Обвинения были выдвинуты против широкого круга правительственных чиновников, и в первую очередь против покойного брата бывшего президента Карзая Ахмада Вали Карзая. Аналогичные заявления были сделаны в отношении Гюля Аги Шерзая, бывшего губернатора Кандагара и Нангархара; покойного маршала Фахим-хана, бывшего министра обороны и вице-президента; Атты Мохаммеда Нура, бывшего губернатора Балха; Шера Мохаммеда Ахундзады, сенатора от Гильменда и бывшего губернатора провинции; Хаджи Абдула Захира Кадира, бывшего вицеспикера парламента и командующего пограничной полицией Тахара; а также покойного Абдула Разика Ачакзая, начальника службы безопасности Кандагара.

Такие обвинения трудно проверить. Если не считать нескольких человек в правительстве, которые были пойманы с поличным, о степени вины подозреваемых в коррупции можно только предполагать. Однако необходимо отметить, что не покровительствовать крупнейшей местной промышленности было бы для чиновников политическим самоубийством.

Какие области являются наиболее важными для выращивания мака?

Культивирование мака в значительной степени сосредоточено на юге и юго-западе страны, но по состоянию на 2018 г. он выращивался во всех, кроме девяти, тридцати четырех провинциях Афганистана. Провинция Гильменд неизменно была самым главным производителем опиума. Как правило, в ней выращивается почти такое же количество опийного мака, как и на остальной территории страны. Например, в 2018 г. в Гильменде было засеяно 144 тыс. гектаров опия из 328 тыс. гектаров в целом по стране.

С 2001 г. второе место в рейтинге после Гильменда неизменно занимают соседний Кандагар и другие южные провинции, Урузган и Нимроз. Провинция Фарах на юго-западе в последние годы также была крупным производителем опия. Она же, как и соседние провинции, была популярным местом для его переработки. На эти четыре вместе взятые провинции начиная с 2005 г. часто приходилось до 80 процентов общего объема выращенного мака.

Новичком в ряду ведущих опийных провинций стала северная провинция Бадгис, занявшая в 2016 г. третье после Гильменда и Кандагара место. Объяснение такому стремительному росту производства мака можно найти во все увеличивающейся нестабильности в ее районах Бала-Мургаб и Гормач, а также в племенных связях с южными провинциями Урузган, Гильменд и Кандагар. Многие жители Бадгиса являются членами племени исхакзаев и другими пуштунами из Гильменда, переселенными на север эмиром Абдуррахман-ханом и его преемниками.