Ведь на горизонте маячило грандиозное в своей мерзости событие. Помня о предательстве Агбитвеля, несложно было догадаться, на кого он работал. По началу архимагу казалось, будто это Урвигэль подкупил почетного жителя деревни. Но теперь, видя собственными глазами, как работает Таиша, он знал точно, что всему виной эти паразиты, инкубатор которых был накануне уничтожен такой молоденькой совсем еще студиозой.

Почувствовав гордость за свою любимую, Сегдиваль все-таки поднялся с кресла и прошел к кровати. Только огромное самообладание позволило ему не притрагиваться к Лее и заставить себя терпеть, ждать окончания своего перерождения, как только богиня его отпустит.

Взгляд Глениуса невольно блуждал по такой любимой студиозе и остановился на цифре «98» выведенной черными чернилами на её руке. Эта находка заставила бывшего жнеца одновременно и радоваться, и сожалеть тому, что именно его фамильяр убил двоих неупокоенных, столь необходимых для окончания заданий приспешницы.

«Да, человеческий эгоизм не знает границ, — посетовал Глениус, делая мучительный шаг назад от кровати».

Рука его против воли потянулась к девушке, которая будто что-то увидела во сне и улыбнулась так искренне, как умела только Лея, его Лея.

— Я люблю тебя, Глен… — прошептала студиоза еле слышно, одними губами. Но ему даже этого было достаточно, чтобы за оставшийся час пребывания в чужом теле перевернуть горы и возжелать скорейшего воссоединения.

«О чем там еще упомянул Скаагар? Этот хитрый божок сумевший сыграть на его интересе? Сместить Драймога и помешать матушке с восхождением на Дунгору за амброзией?»

Открыв воронку портала в родовой замок Сегдивалей — Хангерт, рискуя быть замеченным, но иначе никак, Глениус огляделся еще раз. Он хотел запечатлеть в памяти эту комнату перед тем, как будет опять вынужден прозябать в царстве смерти, дожидаясь своего часа, точнее шести часов подмены, благодаря божественному договору. Но внимание его привлекла возня за окном. Матушка Леи, Диен с фамилией Эн’Скалле в девичестве, а ныне Дорвиндаль, с закрытыми глазами ощупывала колонну балкона дочери.

— Я говорю, её комната здесь, — сказала упертая женщина, не разжимая рук, будто боялась, что опора исчезнет. А за её спиной обретался, зависнув в воздухе, конечно же, отец студиозы — Эгвин Дорвиндаль. Сжалившись над родителями Леи, Глениус, прежде чем исчезнуть, снял чары с комнаты. Однако вслед закрывшей обратно воронки ректор все же услышал удивленный мужской возглас:

— Т-ты его видела? Сегдиваль?

«Ох, только бы они там не выдумали себе и не сбили с толку мой лучик света, Лею, — подумал так Глен, прежде чем услышать рядом с собой скорые шаги».

— Рогандар, это ты? — вопросила его матушка, спускаясь в главный и самый пустынный холл замка Хангерт.

«Неужели не спит в такой час? — подумал Глениус».

Мгновенно применив на себя полог невидимости, он еще и заступил за колонну рядом с которой стоял после перемещения. Леди Олидиана между тем продолжила спуск по витиеватой лестнице, расходящейся в стороны к разным корпусам и башням.

И действительно за своей спиной, но только чуть в стороне, бывший жнец услышал голос легендарного бессмертного прапрадеда, у которого и сам умудрился в детстве посидеть на коленках, да подергать за вполне себе густую и совсем не седую бороду.

Проходя мимо Глена Рогандар лишь хмыкнул и спрятал улыбку за своими густыми усами. Затем взмахнул рукой и сотворил себе мебель. Уселся у пылающего в новом, абсолютно непонятно откуда взятом, камине. Протягивая вперед ноги, он водрузил их на кушетке.

В ответ же на обескураженный вид леди Олидианы, которая спустилась по лестнице и величественно приблизилась к нему, Рогандар Доргет хмыкнул повторно:

— Что? Я устал тебя ждать.

— Дорогая? — послышался с лестницы голос Балеруса.

— Э-это Рогандар, дорогой, у нас с ним разговор, — отмахнулась она от мужа со стальными нотками в голосе. Видимо, предполагалось общение тет-а-тет.

— Не переживай, нас никто лишний не услышит, — ответил ей самый старший из семейства Доргетов, темноволосый импозантный мужчина, которому не дашь больше пятидесяти. А если бы не борода, то и того сорока-сорока пяти. — Так что ты там хотела спросить про амброзию, дражайшая внучка.

— Ох, прекращайте меня так называть. — Слегка смутившись, Олидиана все-таки решила присесть в кресло, стоящего напротив дивана с развалившимся на нем легендарным магом. — Я же даже не знаю, кем действительно вам прихожусь.

И снова Глениус поймал хитрый взгляд прапрадеда в свою сторону. Что-то архимагу подсказывало, Рогандар его специально раскрывать не стал, ведь узнавание магических аур имело место быть почти сразу после перемещения.

— Значит, остановимся на красавице, — галантно кивнув, дед протянул руку, чтобы поприветствовать жену своего правнука.

— Как пожелаете, — величественно приосанившись, Олидиана позволила тому слегка поцеловать костяшки своих пальцев. Затем она напряженно сомкнула руки на коленях.

После положенного обмена любезностями оба замолчали.

— Я надеюсь, вы уже слышали, что случилось с моим сыном? — проронила мать Глениуса. — Ведь пересказывать произошедшее спокойно, увы, я не в силах.

Её надрывный голос то и дело грозился перерасти в слезную истерику. Но Рогандар лишь поднял ладонь вверх и покивал в ответ.

— Если я правильно понимаю суть твоей проблемы, то помимо ритуала перерождения Глена, опустим инсинуации на тему неподходящей кандидатки, тебя не устраивает разрыв договора со смертью?

— Именно! — воскликнула она, кивнув. — Мой мальчик, он же, он там совсем один…

— Допустим, он не там и он не один, — перебил её Рогандар, заставляя ошалело воззриться на него в ответ.

— Но-но…

— Никаких но, Олидиана. — Этот улыбчивый маг, казалось, знал многое и чем-то напоминал самого Зодиака, однако был более уравновешен и, как ни странно, любвеобилен. — Даже при разрыве одного договора род жнецов не прервется, я тебя уверяю, красавица.

И вновь ему ответом лишь послужили удивленный взгляд леди Олидианы. Она, казалось, и вовсе онемевшая от таких подробностей, слушала его внимательно, стараясь запомнить каждое его слово.

— А ты не задумывалась, моя дражайшая вну… кхм, красавица, о продолжении рода Сегдивалей? Меня глубоко удручает, что у тебя только один сын, особенно, если учесть твою столь плодовитую мать и не менее плодовитую сестру, и ты прекрасно знаешь о ком я, не так ли?

— Об Орсинию Викитри и Аитирель? — еле-еле просипела она, отказавшим голосом.

— Именно! — покивал Рогандар, — продолжая вещать на весь холл. — Брак у вас с Балерусом, насколько мне известно, по любви, тебя никто не принуждал, проблем со здоровьем я не наблюдаю. Остается только какой-то внутренний пунктик, который я готов помочь тебе с радостью устранить из такой красивой головушки.