После событий марта 1562 года французские протестанты, все более активно поддерживаемые Лондоном[107], оказываются отрезанными от королевской власти. Резня в Васси вынудила их бунтовать, что и происходит в Орлеане и Руане. Справедливости ради надо сказать, что они сами только и ждали повода для мятежа. Чтобы помешать их контакту с англичанами, сильная королевская армия (30 000 солдат) победоносно осаждает гугенотский Руан осенью 1562 года. Двуличная, по своему обыкновению, Екатерина сама стреляет по гугенотам, ремесленникам этого города, оборонявшим его стены. Втайне, однако, она мечтает о примирении. Успехи католиков в Руане, а затем в Дрё (в декабре 1562 г.), с одной стороны, и, с другой, насильственная смерть или пленение главных папистских вождей, прозванных «триумвирами» (Гиз, Сент-Андре, Мон-моранси), повлекшие за собой ослабление позиций экстремистов, создали в 1563 году возможность возврата к миру и идеалам Лопиталя. Регентша решает, и политика религиозной терпимости по отношению к гугенотам вновь в чести, хотя и в несколько урезанном виде (Амбуазский эдикт 1563 г.). Вожди протестантов снова занимают места в Высшем совете рядом с католиками, разбившимися на две группы: умеренную и жесткую.

Два года войны — сначала холодной, затем горячей (1561— 1562 гг.) — полезны хотя бы тем, что ярко высвечивают как ее участников, так и руководителей противостоящих друг другу партий. Пока правосудное государство с Екатериной и Лопиталем во главе старается избегать крайностей и, несмотря на трудности на своем пути, силится держаться середины, протестанты или, скорее, их «боевики» все более радикализуются. Их опорой по-прежнему остаются 1400 «прочно стоящих» с начала 60-х годов XVI века протестантских церквей, и эта цифра не будет увеличиваться. Паства этих церквей располагает по большей части минимумом и материальных средств, занимает низкое социальное положение и неграмотна.

Гугенотские области — «гугенотский полумесяц» — охватывают весь Юг (в широком понимании этого географического термина) и, стало быть, несколько защищены как от репрессивных мер, принимаемых Парижским парламентом, так и от слишком частых вторжений королевской армии. Эти плодородные области простираются от Ла-Рошели к Ажену и доходят до Монпелье и Нима, поднимаясь затем на север до Гренобля и даже до Лиона. «Полумесяц» покрывает значительную часть Севенн, но весь центр и Бретань при этом остаются верными традиционному католицизму. Их не затронули новые веяния по причине местной изоляции, невежества жителей и непродуктивности их хозяйств, что характерно для мест с пересеченным рельефом, каменистыми гранитными почвами. Отметим существенное отличие этой картины от того, что мы увидим в XVII веке: пока еще южный гугенотский полумесяц не один во Франции — области по среднему течению Луары и особенно район Орлеана находятся (правда, теперь уже ненадолго) во власти гугенотов; Нормандия все еще склоняется на их сторону, а Орлеан, Каэн, Руан представляют собой оплот протестантизма и часто становятся ареной кровавых событий в начальный период Религиозных войн (1562 г.).

Во главе реформистской партии стоит часть семейства Капетингов (Бурбоны-Конде) и кое-кто из видных сеньоров. Некоторые из них состоят в родстве с королевским семейством, в частности Рошфуко, Роганы и особенно Шатийоны-Колиньи. Они приходятся племянниками самим Монморанси, а один из этих молодых людей связан с династией Валуа благодаря браку с Дианой Французской, побочной дочерью Генриха II.

Бурбоны-Конде, будучи боковой ветвью потомков Людовика Святого, являются воплощением некоторой легитимности претензий на наследование монархии. В этом отношении они выгодно отличаются от Гизов — «феодалов-полуиностранцев», лотарингцев, стремящихся добиться признания себя наследниками Карла Великого. Возглавляют семью Бурбонов несколько вождей. Самый старший из них — Антуан де Бурбон, король Наварры, который, как и его жена, Жанна д'Альбре, довольно долго дружил с «еретиками». Но Антуану, если пользоваться терминологией из области культуры и политики, была свойственна нестабильность — он все еще лелеял надежду вернуть себе те расположенные за Пиренеями территории Наваррского королевства, которые были «украдены» в 1512 году испанцами[108]. И ради этого, рассчитывая расположить в свою пользу набожного Филиппа II, Антуан Наваррский с первых же дней правления Карла IX прекращает свои заигрывания с протестантами и возвращается в лоно римской Церкви «со всем своим достоянием и своими присными». А Жанна д'Альбре, напротив, решительно примыкает к кальвинистам. Мы уже имели случай отметить, что она своей властью обратила в гугенотскую веру свой Беарн согласно известному принципу: «Скажи, кто твой правитель, и я скажу, какова твоя вера». Она включает в ряды протестантов и своего сына Генриха, который со временем станет королем Генрихом IV. И наконец, еще один кальвинист — Луи де Бурбон, принц де Конде, младший брат короля Наварры. Он легко подпадает под влияние окружающих. Нежный с дамами, он не обладает неуклонной римской твердостью, столь необходимой прирожденному вождю гугенотов. Но этот мужественный воин создал костяк военных структур протестантской партии и подзолотил герб Бурбонов — восстановил их военную и политическую репутацию, значительно подорванную после измены коннетабля. В истории восхождения Бурбонов к вершинам власти (что будет окончательно закреплено возведением на престол в 1589-1594 гг. Генриха IV) Конде сыграет существенную вспомогательную, но не главную роль.

Действительно, на первых порах Конде представляет собой переходную фигуру, а затем в решающем 1562 году подлинным вождем гугенотской партии становится адмирал Колиньи. Через Монморанси, который приходится ему дядей, он связан с королевской семьей. Семейными узами он связан также и с Бурбонами, поскольку его племянница Элеонора де Руа замужем за Луи де Конде. Колиньи — тонкий интеллектуал, прекрасный латинист, человек мысли и действия. Ему хорошо ведомы печальные неизбежности гражданских войн, заставляющие его «мятежную» партию пойти на заключение соглашений с елизаветинской Англией. Для протестантских церквей Колиньи — кладезь военной мудрости, ибо еще в правление Генриха II он был одним из военачальников королевской армии. Но ему предстоит иметь дело с сильным противником. Что касается армии, то твердые католики и сторонники Гизов располагают широкими возможностями. Герцог и коннетабль де Монморанси — оба совершенно нетерпимые к еретикам — являются законными командующими королевскими войсками и благодаря этому обладают весомым превосходством над противостоящими им мелкими протестантскими отрядами, набранными «с бору по сосенке» и состоящими из представителей сочувственно настроенного дворянства, простых французов-добровольцев и немецких наемников. Важно еще и то, что Гизы держат в своих руках местные парламенты. И наконец, не портит дела и то, что кардинал Лотарингии, брат герцога Гиза, является одним из высших руководителей французской Церкви. А служители этой Церкви в своем большинстве поддерживают главным образом лагерь ультрапапистов (хотя умеренные епископы, такие как Жан де Монлюк и Морвилье[109], бесспорно, сохраняют еще свое влияние). Общественных групп, выступающих в поддержку католического экстремизма, множество. Они опираются на молчаливое большинство в деревнях и во многих городах. Это большинство чувствует себя глубоко уязвленным уже самим по себе скандальным фактом появления нового религиозного культа, конкурирующего со старым, и горит желанием выразить свое возмущение. Уже с самого начала правления Карла IX появляются некоторые зародыши возникших в дальнейшем папистских лиг. В общенациональном масштабе это известный «триумвират» (Гиз, Монморанси и Сент-Андре). А на региональном уровне действует рыцарь Блэз де Монлюк — французский сторонник Филиппа П. Он вдохновляет на борьбу католиков тех юго-западных областей Франции, где особенно активны гугеноты.