Я положила телефонную трубку на место и, повернувшись набок, закрыла глаза. Я лежала в чужом доме, под чужим именем, совершенно пьянаяи глотала слезы. Я пыталась разобраться в том, почему я такая несчастная, но уменя не получалось. Ничего не получалось! На минуту мне показалось, что я оченьпохожа на свою мать.

Моя замечательная, милая и добрая мама всегда была готовапринести себя в жертву ради другого человека. Узнав, что отец ей изменяет, онамолча терпела все его обиды и ждала, что когда-нибудь все это обязательнозакончится. А однажды он ушел. Он просто собрал все свои вещи и ушел к другойженщине. Самое страшное то, что она никогда его не осуждала! Она замкнулась,много плакала, но никогда ни на ком не срывала своего горя. А когда отецвернулся домой с тем же чемоданом в руках, она его приняла – без единогоупрека. Она приняла его молча, сказав лишь, что он похудел, устал, испачкался ичто ему нужно хорошенько отдохнуть и обязательно выспаться. Она тут же наделалаголубцов, сварила наваристый борщ и принялась стирать и утюжить его брюки.Спустя определенное время заметно поправившийся, посвежевший, похорошевший отецв хорошо отутюженных брюках опять собрал чемодан и вновь ушел к другой женщине.А спустя несколько месяцев пришел назад. И так было всю жизнь. Сколько я себяпомню, так было всегда. Отец уходил, и мама плакала, замыкаясь в себе. Отецвозвращался, и она прекращала плакать, с нескрываемой радостью принимая егообратно.

Мне всегда казалось, что отца подолгу нет дома, потому чтоон постоянно в командировках. Будучи ребенком, я не могла знать страшной правдыи думала, что он у меня дальнобойщик. А когда я подросла и узнала всю правду, ятоже молча принимала возвращения отца, так как не могла и не хотела обидетьсвою мать. Но лишь после того, как я выросла и стала оглядываться назад, ястала злиться на маму, потому что ее любовь была слишком слепа, потому что оналюбила человека, который вовсю пользовался ее чувствами, и она не могла за себяпостоять. Я злилась за ее слабость, за ее малодушие и за ее терпение, котороепросто не знало границ. «Любовь всепрощающа», – говорила мне моя мать ивновь принимала нагулявшегося отца…

А сейчас… Сейчас мне показалось, что я вылитая мать. В своихотношениях с Игорем я всегда боялась повысить голос или рассердить его, потомучто считала, что, если я смогу обронить хотя бы одно неверное слово, мойлюбимый обязательно меня бросит. Подсознательно я всегда понимала, что нельзябыть такой безвольной и покорной, но ничего не могла с собой поделать. Я точнотак же, как и моя мать, закрывала глаза на все шероховатости наших отношений, идаже если что-то случалось, делала вид, что ничего не случилось.

«Нет! Я не повторю судьбу матери! Нет! – прокричала я, неоткрывая глаз, и разразилась пьяным смехом. – Это все ерунда, что говорят,будто дети повторяют судьбу своих родителей. Это все ерунда! – заговорилая в пьяном бреду и облизала пересохшие губы. – Я докажу, что это не так… Ядокажу… У моей матери слишком доброе, открытое и доверчивое сердце… Она неправа. Как же она не права! Прощать не обязательно! Мама, слышишь меня, прощатьне обязательно!»

Нет, нет, у меня все будет не так. Я возведу вокруг своегосердца очень высокие стены! Через эти мощные стены будет совершенно невозможнодобраться до моего сердца, и никто и никогда не сможет узнать, как там вообщеживется, за этими стенами, не одиноко ли… Сквозь эти стены будет невозможно доменя достучаться, через мои стены вообще будет невозможно передать хоть какие-нибудьчувства, потому что они будут высокие и прочные. И пусть кто-то попробуетвытащить мое сердце из-за этих стен… Я уверена – у него ничего не получится.Как бы он ни кричал, как бы он ни топал ногами, мое сердце ничего не услышит. Итот, кто попытается убедить меня в своих чувствах, подумает, что ябессердечная, что у меня нет сердца, потому что он и представлять себе небудет, что там спрятано, за такими стенами и замками. Возможно, он уйдет,чувствуя себя обиженным и отвергнутым и потому, что не может общаться сбессердечными женщинами. А я скоро буду такой! И если люди будут спрашиватьменя, почему мы расстались, я отвечу коротко: «Он просто не оправдал моихнадежд. Он не смог достучаться до моего сердца…» Я так и сделаю. Я смогу, уменя получится. У моей матери слишком доброе сердце, и мой отец умело им всюжизнь пользовался. Я не позволю кому-то пользоваться своим сердцем! А есликому-то очень-очень захочется увидеть мое сердце, ему придется пробратьсясквозь многие баррикады и заграждения, а это будет практически невозможно…

Я проснулась с больной головой, подошла к зеркалу инапугалась собственного отражения. Грим был размазан, и от вчерашнегоаккуратного образа Вероники не осталось даже следа. Поняв, что в таком виденевозможно выйти на улицу, я попросила Павла приехать ко мне и привести моювнешность в порядок.

Зайдя в квартиру, Павел тут же присвистнул и покачалголовой. Потом посадил он меня перед зеркалом и принялся колдовать над моимлицом. Работа над воссозданием образа Вероники снова заняла довольнопродолжительное время, и я с трудом дождалась того момента, когда все будетготово.

– Ну вот, теперь другое дело. – Павел нанеспоследний штрих и удовлетворительно улыбнулся. – У меня убедительнаяпросьба: относись к моей работе более бережно, ведь теперь мне приходитсяработать по памяти.

– Обещаю.

Закрыв за Павлом дверь, я тут же бросилась к звонящемутелефону, сняла трубку и услышала:

– Люся, это Вероника. Но как тебе на новом месте?

– Спасибо. Неплохо.

– Я тоже думаю, что неплохо. Условия хорошие икомфортные. Привыкнешь к роскоши, что я потом с тобой делать-то буду? Приеду изТурции, а ты квартиру освобождать не захочешь…

– Как же ты любишь над людьми издеваться!

– Я не издеваюсь. Я всего лишь рассматриваю варианты иизлагаю факты. Это тебе сейчас кажется, что все хорошо, но после моих хоромтебе будет довольно тяжело возвращаться в свою трущобу.

– Не переживай. Это не должно тебя волновать. Моятрущоба, как ты говоришь, – вполне благоустроенная и очень даже хорошаяквартира. Ты позвонила, потому что тебе свою желчь некуда деть?

– Нет. Я позвонила потому, что хочу продиктовать новыйномер своего телефона.

– Ну тогда диктуй.

– Диктую.

Записав новый номер Вероники, я положила листок на тумбочкуи ощутила какое-то чересчур сильное волнение. Я боялась самого главного –боялась того, что Вероника задаст вопрос, касающийся Игоря.

– Выход на международную связь я подключила, так чтоесли будет что-то серьезное, то звони прямо в Турцию. Не стесняйся.

– Да я особо и не стесняюсь.