Единственный выход – поговорить как мужчина с мужчиной с ее врачом и потребовать, чтобы тот рассеял его сомнения. Но к доктору Урбине Хавьер относился с презрением – слишком мелкая сошка. Он не мог понять, зачем его жене понадобилось выбрать гинеколога родом из деревни, при том что он, Хавьер, запросто мог оплатить ей лучших врачей. От Улисеса он знал, что Бланка регулярно его посещает; возможно, она проходила какое-то лечение, чтобы забеременеть. Еще бы, ее обязанность – рожать детей, а не бездельничать целыми днями…

Хавьеру сорок два, а детей все нет. Он знал, что о нем сплетничает вся Витория, многие ставят под сомнение его мужские качества и смеются у него за спиной. Но думать об этом сейчас не хотелось. Может быть, он вернется к этим мыслям после ужина… В последнее время Хавьер чувствовал себя очень усталым – тело словно неживое, в желудке – какая-то тяжесть, даже фруктовые соли не помогают.

Хавьер посмотрел на свои руки и с ужасом обнаружил, что они дрожат, а квадратные ногти посинели. В этот миг он почувствовал, что мышцы желудка свело, и его вырвало темной кровью, мигом пропитавшей матрас и ковер, на котором стояли его ноги.

В глазах потемнело, горло пронзила острая боль, не давая дышать, и он без сознания рухнул на спину.

Доктор Урбина диктовал своему поставщику список лекарств, когда услышал четыре прозвона по телефону. Он сдержал улыбку: в тот день вечерних приемов назначено не было, он мог отправиться в квартиру на Генерала Алава и провести пару часов с Бланкой.

Однако телефон зазвонил вновь, и на этот раз его звонки не прерывались. Удивившись, доктор взял трубку.

– Кабинет доктора Урбины, слушаю вас.

– Хавьер в клинике, – раздался голос Бланки на другом конце провода.

«Он здесь, – подумал доктор, не понимая, как родилась в его голове эта безумная идея. – Он явился ко мне».

– Извини, Хорхе, – сказал он продавцу. – Срочный звонок. Заказ пришлю тебе завтра.

– Как… как он узнал? – пробормотал он в трубку, оставшись один в кабинете. – Нас кто-то видел? Твой шофер?

– Нет, ты не так понял. Хавьер попал в больницу с сильной интоксикацией. Ему очень плохо. Я не могу долго говорить. Я в отделении скорой помощи, рядом полиция; они явились, чтобы задать мне вопросы. Звоню тебе с улицы из телефонного автомата – я сказала им, что должна предупредить членов нашей семьи. Не вздумай приходить или пытаться как-то со мной связаться. Они не должны видеть нас вместе. Скажи мне только одно, Альваро – у меня мало времени, и мы говорим с тобой в последний раз: порошки, которые я давала Хавьеру последние месяцы, правда успокоительные, или это было что-то другое и я понемногу его травила?

От этих слов у Альваро Урбины пересохло во рту; он что-то хотел сказать, но язык не подчинялся ему.

– Альваро, прошу тебя! Мы его отравили? Мы виновны в попытке убийства?

– Они… они ничего не найдут. Как бы его ни обследовали. Порошок, который я тебе дал, не оставляет следов, они не обнаружат его даже при вскрытии. Дыши спокойно, ничего страшного не происходит, Бланка.

На другом конце провода послышалось истерическое всхлипывание, далекий лай собаки – и наконец холодный голос Бланки, которая, видимо, собралась духом.

– Прощай, Альваро. Мы больше не сможем ни видеться, ни разговаривать. Полиция считает, что его отравила я или кто-то из деловых партнеров. Я не желаю больше тебя видеть, даже если овдовею. Я не хочу тебя видеть.

– Нет, Бланка. Подожди… увидимся на квартире. Бланка!

Но на другой линии провода уже никого не было.

Местная пресса отнеслась к новости сдержанно. Всего несколько строк среди прочих желтых новостей на странице с происшествиями, и ни одной фотографии:

Предприниматель Хавьер Ортис де Сарате был госпитализирован вчера в полдень в центральную больницу Витории по неизвестной причине, однако из неофициальных источников нам известно об отравлении или потреблении токсичных веществ, которые едва не привели его организм к тяжелому органическому сбою. Промышленник все еще находится в больнице, лечение проходит удовлетворительно, он находится на первом этаже упомянутого медицинского учреждения.

Альваро перечитал строки из старой газетной статьи еще раз, дабы убедиться, что от него ничего не ускользнуло. После последнего разговора с Бланкой прошло четыре недели. Он ничего не знал о ее судьбе, однако от медсестер слышал, что промышленника выписали, продержав в больнице десять дней.

Альваро ежедневно пробегал глазами новостные колонки двух виторианских газет, слушал радио, повторяя себе, что, если б самый богатый человек в городе скончался, все мигом об этом узнали бы.

Урбина завел обычай колоть себе на ночь морфий: это помогало уснуть и делало следующий день более сносным. Он потерял способность сосредотачиваться на пациентах и знал, что несколько раз едва не совершил врачебную ошибку. Он контролировал дозу, чтобы избежать ломки, и морфий дарил ему несколько более-менее спокойных часов.

Однажды после полудня, возвращаясь с так и не состоявшихся преждевременных родов, Альваро рассеянно шагал по улице Дато, и через несколько минут обнаружил себя стоящим возле дома номер два по улице Генерала Алава. Он не помнил, как дошел дотуда. Это был первый в его жизни провал в памяти, и доктор встревожился.

Прогуливающиеся под руку пары, заметив, что он стоит неподвижно и никуда не уходит, поглядывали на него с любопытством. Альваро потряс головой, стараясь выйти из оцепенения. Сунул руку в маленький внутренний карман пиджака, где так и лежали ключи от подъезда и квартиры Бланки, рассеянно поднялся по лестнице на второй этаж и открыл дверь, задержав дыхание. Быть может, Бланка все еще приходит сюда, чтобы побыть в одиночестве, и ждет его каждый вечер, когда у него заканчивается прием… Быть может, она оставила ему письмо, которое недели лежит на столе, так и не прочитанное… Как он об этом не подумал?

Быть может…

Тишина оклеенных тканью стен охладила его пылающие виски и принесла облегчение.

Альваро уселся на пол и привалился к стене выгоревшего ванильного оттенка. У него за спиной была самая оживленная улица этого ненавистного города. Он снял галстук и крепко перетянул им веснушчатую руку. Открыл кожаный саквояж, слишком потертый для такого шикарного места, и достал почти полный флакончик морфина. У него было поддельное удостоверение «Экстрадозы», и аптекарь на улице Постас отпускал ему щедрые дозы опиатов, не требуя скрупулезной отчетности, как это было заведено в клинике.

Урбина медленно уходил в амнезию, наслаждаясь прохладой, растекавшейся по его жилам. Потолок чуть заметно подрагивал, как будто на город обрушилось тихое вкрадчивое землетрясение.

И наконец после бесчисленных мытарств на него опустилась долгожданная тьма.

Ставки выросли, #Кракен.