– Ты хочешь правду? Так вот. Я защищаю его потому, что он защитил меня, когда те, кто обязан был меня защищать, этого не делали, – в ярости проговорил он. – Педофилы в тюряге хотели устроить целый праздник в мою честь. В первый же день, когда я там оказался. Еще бы, такая удача… Мальчишка вроде меня – прямо выигрыш в лотерею. У них у всех встал, когда я в первый же вечер пришел на ужин. Я знал, что целым и невредимым мне оттуда не выйти; вопрос был лишь в том, удастся ли мне выжить, когда они всем скопом меня оттрахают. Тасио их прижучил, и ты даже не представляешь, как он это сделал, потому что ты – тупое бревно и воображения у тебя ноль. Он взял их за яйца, он заставил их молиться Пресвятой Деве Фатимской. Этому чуваку я в прямом смысле слова обязан жизнью, потому что ни ты, ни чертовы силы государственной безопасности не были рядом, чтобы меня защитить. Так что не пудри мне мозги. Для меня это, блин, крестный отец, и я ему обязан по гроб жизни.

«Отлично, Кракен. Меняй тактику, перед тобой непрошибаемая стена».

– Я пришел не для того, чтобы ты его сдал, хотя мог бы на тебя надавить. Поверь, очень даже мог бы. Ты мошенничал с карточками, вышел на свободу и первым делом принялся сотрудничать с заключенным, которого осудили за восемь убийств. Не похоже, чтобы тюрьма заставила забыть тебя о преступном прошлом. Сейчас ты снова заигрываешь с законом, и я мог бы отыскать у тебя слабое место и пощекотать там, об этом ты тоже догадываешься. Но на самом деле я пришел не за этим. Я пришел, чтобы заключить с тобой договор. Все, что мне от тебя нужно, – список самых подозрительных фанатов Тасио в «Твиттере».

– И это все? – удивленно воскликнул он. – Список топовых комментаторов в «Твиттере»?

– Ты всех их знаешь, я уверен. Твои невероятные мозги наверняка подавали тебе сигналы тревоги при общении с некоторыми типами. Мне и нашей команде понадобится время, чтобы все это проанализировать, а ты уже давно выдаешь себя за Тасио и всех знаешь наперечет. Некоторые из них любят пококетничать своими извращениями, а кто-то по-настоящему псих. Мне нужны не просто их аккаунты, мне нужны IP, я хочу разыскать наиболее подозрительных пользователей и сделать это как можно быстрее. Сравни их с нашими данными; уверен, ты сделал копию во время хакерского нападения на участок. Если у кого-то из них имеется судимость, немедленно сообщи мне. Договорились?

– Значит, теперь я осведомитель полиции… Мне нет двадцати, неохота начинать так рано. Те, кого я встречал, плохо кончили. Все это приводит к тому, что одна из сторон недовольна, к тому же доносчики всегда плохо кончают, – сказал он, сложив руки на груди.

– Ты не будешь осведомителем полиции. Я не скажу про тебя начальству, никто ничего не узнает. Мне самому выгоднее, чтобы твое имя не фигурировало в отчетах. Это принцип моей работы. У меня есть и другие сотрудники вне официальных каналов, и почти все они такие же молодцы, как и ты. И все же… ты гений, парень.

Он не дрогнул: тщеславие явно не было его слабым мес-том. Но… я еще не нажал на нужную кнопку, и Матусалем это знал. Он колебался.

– И кстати, помимо всего прочего – это тоже способ отблагодарить Тасио. Ты уверен, что он невиновен. Если поможешь мне продвинуться в расследовании и снять с него обвинения, с твоей помощью он выйдет очень скоро, – сказал я. – Итак, я должен знать, могу ли на тебя рассчитывать.

– Знаешь, что происходит на этой стене? – спросил он, указывая на фигуру девушки, на которую наносил слой лака.

– Три фигуры, играющие в карты. Но почему ты меняешь тему? – спросил я.

– Она рассказывает о ловушках, Кракен. И о победе над ними. И о верности. Моя фигура – верность. Смотри, я – кое-что тебе покажу, ты должен это увидеть, – сказал Матусалем, начиная спускаться по боковым ступеням.

Я последовал за ним на небольшом расстоянии. Мы спустились на два уровня и оказались в центре трех фигур.

– Эта фреска вдохновлена картиной XVI века под названием «Обманщик». Знатная дама, символизирующая Виторию, играет в карты с мужчиной, который не только мухлюет, но и хвастается своим обманом, не скрывая его от зрителей. Смотри.

Действительно: на верхней фигуре, изображавшей даму, виднелась надпись готическим шрифтом: «Виктория», первое название, которое король Санчо IV дал нашему городу. Мужчина прятал за спиной две карты: на одной изображалась одна собака, на другой – три. Рядом виднелась надпись: Мошенник.

– Служанка, которую мне поручили раскрашивать, символизирует народ Витории, предупреждающий свою госпожу о жульничестве. Можешь прочитать, что там написано? – Он поднял руку над нашими головами, и мне пришлось попятиться, чтобы ее увидеть.

– Фиделитас[43], – прочитал я вслух.

Обернулся к парню, но на лесах того уже не было: Матусалем улизнул.

Чертыхнувшись, я спрыгнул с высоты второго этажа и очутился в саду. Выбежал через металлические ворота на улицу Санта-Мария, но мальчишка был уже у дворца Монтеэрмосо, в сотнях метров впереди меня.

– Черт бы тебя побрал, – в отчаянии воскликнул я, махнув рукой: гнаться за ним не имело смысла.

Лучший хакер нашего города меня обхитрил: я упустил его, так и не уразумев, на чьей стороне он играет.

Витория,

июль 1970-го

Добравшись до спальни, Хавьер Ортис де Сарате развязал галстук и уселся на супружеское ложе. Вот уже который день подряд он пребывал в отвратительном настроении: чертов Апаоласа собирался подписать контракт с немецкой компанией, и он был в курсе этого. Как бы тот ни отрицал свои грязные делишки, когда они встретились в полдень в кабинете. Если договор состоится, у Хавьера останется пятнадцать процентов в активах. Пятнадцать процентов.

Но беспокоило не только это. Было что-то еще… Слишком часто встречались партнеры у него за спиной, слишком много торговых компаний откладывали закупки его продукции с одними и теми же неубедительными отговорками. Возможно, пора было отправить Улисеса и пару его друзей, чтобы те навели порядок среди персонала «Феррериас Алавесас». О Хавьере говорили, что он недоверчив, но именно недоверие помогало ему докопаться до правды.

– Бланка! – крикнул он из комнаты, теряя терпение. – Что случилось, мы сегодня не ужинаем?

На лестнице послышались торопливые шаги жены, затем она заглянула в дверь, не осмеливаясь войти.

– Бенита накрыла на стол; поужинаем, как только ты дашь знак, – сказала она, и в ее голосе слышалось равнодушие.

Как только Бланка исчезла, сбежав вниз по лестнице, Хавьер замер, уставившись в пустоту.

Интересно, почему у этой дуры до сих пор нет детей? Слишком тощая, он с самого начала это знал. С такими узкими бедрами она никогда не родит ему наследника, как и Мария Луиса, его первая жена. Он что, чертов магнит, притягивающий бесплодных баб? Хавьер уже говорил об этом пару раз с Хоакином Гарридо-Стокером, своим адвокатом. Похоже, тут ничего не поделаешь. Чтобы аннулировать брак из-за мошенничества, ему пришлось бы доказывать, что она знала о своих дефектах еще до свадьбы. Но Хоакин утверждает, что это возможно лишь в том случае, если существует медицинское заключение. Он уже отправлял Улисеса в комнату Бланки проверять ее документы. У свекра в родительском доме они тоже все обыскали, что-то соврав ее отцу. Но ничего не нашли. Поиски бессмысленны, он это понимал. Если Бланка знала, что бесплодна, еще до вступления с ним в брак, зачем ей хранить заключение гинеколога, который это подтвердил? Она бы от него поскорее избавилась.