Я молча кивнул и удалился в абсолютной уверенности, что старый мастер покрывал своего ученика: он не имел человеческого права наводить меня на его след.

«Итак, теперь у нас имеется безымянный рыжий призрак, – удовлетворенно подумал я. – А это намного больше, чем то, что было у нас вчера».

Ты приближаешься к самой глубокой пещере, #Кракен?

3 августа, среда

Я поднимался по изогнутой лестнице полицейского участка в Лакуа, когда мне позвонили с неизвестного – номера.

Несколько секунд я смотрел на экран, размышляя, ответить на звонок или нет. Из-за специфики своей работы я никогда не знал точно, что обещает звонок – дуновение свежего ветра или начало долгой цепочки новых проблем.

– Бросай все и немедленно поезжай в Кампильо.

– Голден, это ты? – Я сразу узнал голос пожилой дамы.

– Сад Эчанобе. Я его вычислила, Кракен. Если говорю «вычислила», это означает, что ты можешь физически разыскать его прямо сейчас. Кто бы мог подумать, что именно полицейский поручит мне самый невероятный взлом в моей жизни… Этот мальчишка слишком сложен для моего мозга, в жизни не видела ничего подобного.

– Объясни подробнее, Голден. Ничего не понимаю.

– Твой мальчишка непостижим, я никогда ни с чем таким не сталкивалась. Но жизнь научила старую ведьму видеть события панорамно. У него несколько фальшивых имен. Один никнейм похож на другой, который похож на третий. Это совсем молоденький парнишка, вовсе не какой-то отшельник. Я имею в виду, что у него обычная жизнь, он выходит на улицу, занимается всякими делами, как любой мальчишка его возраста.

– Делами? Какими, например?

– Например, входит в Бригаду Кистей из «Разукрась свой город».

– Это не те ли добровольцы, которые разрисовывают дома в Старом городе?

– Бинго, Кракен. Сегодня они подрисовывают свои антиграффити[42] в саду Эчанобе в Кампильо. Помнишь фреску, где играют в карты?

– Триумф Витории. – Это было мое любимое изображение.

– Точно.

– Я тебе задолжал, Голден.

– А то! Думаю вот, как бы слупить с тебя должок по-креативнее, хотя твоему начальству мои варианты вряд ли понравятся. Почему все самое интересное противозаконно?

Я улыбнулся и повесил трубку.

До Кампильо я добрался меньше чем за четверть часа по улице Фрай-Сакариас. Это было в нескольких метрах от Средневековой стены и Старого собора.

Подъехал к самому высокому саду города и увидел, что над фасадом улицы Санта-Мария снова установили семиэтажные металлические леса. Полдюжины человек с кистями в руках сновали по ним вверх и вниз. Я остановился, пытаясь угадать, кто из них тот самый неуловимый Матусалем.

И тут я его увидел.

Мальчишка в черном раскрашивал волосы одной из трех фигур, изображенных на фреске.

Я тихонько подошел к лесам. Внизу стояла женщина, которая, как мне показалось, возглавляла отряд добровольцев. Я встал рядом с ней и показал значок.

– Инспектор Айяла. Ничего не говори, я всего лишь поднимусь на леса и побеседую с одним из волонтеров. Не хочу его пугать, поэтому ты должна вести себя как ни в чем не бывало, – тихо, но разборчиво проговорил я, чтобы она меня поняла.

Женщина – точнее, девушка – с африканскими косичками и в штанах семи цветов радуги на несколько секунд онемела, затем молча кивнула.

Я начал подъем по боковым ступенькам лесов. Несколько волонтеров посмотрели на меня с удивлением. Наконец я оказался на последнем этаже и достиг платформы. Мальчик, сосредоточенно наносивший на стену краску, поднял голову и опешил, увидев, что я направляюсь в его сторону. Он быстро отошел на несколько метров и оказался на противоположной стороне платформы, намереваясь спуститься по лестнице, но я направился вслед за ним и поймал его за руку.

– Давай поговорим, Матусалем. Я всего лишь хочу с тобой поговорить.

Он сжал челюсти; ему явно не нравилось, что им командует взрослый дядька. А может, просто не любил полицейских… Тщедушный, низкорослый, тощий – вес его вряд ли превышал пятьдесят килограммов, – он походил на ангелочка с картины прерафаэлитов. Голубые миндалевидные глаза и такое прекрасное безбородое лицо, что любой обернулся бы на улице, чтобы полюбоваться столь необычной внешностью.

– Так, значит, ты и есть знаменитый Кракен?

– Ты разгуливал по моему жесткому диску, как по собственной квартире. Думаю, вопрос твой чисто риторический.

Я загнал его к самой стене, однако он то и дело поглядывал куда-то вбок, словно собирался прыгнуть с высоты третьего этажа.

– Но ты же… безмозглый чурбан. Поверить не могу, что ты меня отыскал.

– Не у тебя одного сверхспособности в информатике, Матусалем. Можешь воспринимать это как доказательство того, что ты меня недооценивал.

– Ладно, мои коллеги на нас смотрят, и я бы не хотел, чтобы ты испортил одну из моих лучших социальных личностей. Давай притворимся, что мы старые приятели, и просто болтаем? – пробормотал он, по-прежнему поглядывая в сторону.

– Вполне разумно. Ты уже догадываешься, что я пришел поговорить с тобой о Тасио. С твоего позволения, мы пропустим ту часть, где ты притворяешься, что ничего не знаешь, потом все отрицаешь, а когда я говорю, что у меня есть доказательства, соглашаешься и начинаешь выпендриваться. Ты уже прошел через тюрьму, знаешь, что это такое, и я тоже.

– Блин, ну ты и быстрый! Я привык, что взрослые тормозят… – Он почесал затылок.

– У меня мало времени. Неподалеку от этих стен убивают людей, и твой бывший приятель по камере Тасио – важная часть этой трагикомедии.

Парень не смотрел мне в глаза. Он был из тех мальчишек, которые никогда не смотрят на тебя прямо и явно страдал синдромом Аспергера, возводя непреодолимый барьер между собственным незаурядным умом и внешним миром.

– Это не Тасио, это был не он; Тасио не поддерживает контакты ни с какими фанатами за стенами Сабальи, как думают некоторые из вас, – прошептал он наконец. – Мне тоже не нравится, что убивают детей и вообще людей. Но это не Тасио. Его подставили двадцать лет назад. А он с тех пор торчит в тюряге.

– Почему ты его защищаешь? Ты сидел за экономические преступления. Ты любишь интеллектуальные авантюры, бросаешь вызов властям, нарушая закон, а мимоходом получаешь денежный приз, который помогает тебе выжить, но ты не из тех людей, которые сопереживают другим преступникам, тем более социопатам, совершившим кровавые преступления. Давай, Матурана. Скажешь ты мне правду или нет?