На следующий день после торжеств в Рэдклиффе Кейт побывалана выпускном вечере в Гарвардской школе права, где учился Энди. Тамошниетрадиции были более скромными, что, впрочем, нисколько не уменьшило радостивыпускников. И Кейт тоже радовалась вместе с Энди, хотя и чувствовала себявиноватой перед ним — ведь по ее настоянию помолвка снова оказалась отложена.Правда, в июне-августе Энди собирался в поездку по северо-восточным штатам,однако Кейт даже не рассчитывала, что эта непродолжительная разлука что-тоизменит в его отношении к ней — или в его намерениях. Но если бы они объявили опомолвке сейчас, лето было бы испорчено, а так Кейт получала отсрочку, котораяпозволяла ей не думать о неизбежном.

Однако когда Энди наконец уехал, Кейт с удивлениемобнаружила, что ей недостает его больше, чем она могла предполагать. И этообрадовало ее: Кейт поняла, что, значит, у нее все-таки есть к нему какие-точувства. Острота восприятия жизни стала понемногу возвращаться к ней, и Кейтбыла благодарна Энди за его доброту и его терпение. Она знала, что устроила емунешуточное испытание, и теперь почти с нетерпением ждала, чтобы он поскореевернулся.

А Энди каждый день посылал ей коротенькие открытки и звонил,как только оказывался вблизи телефонного аппарата. В каждой открытке он писалКейт, что очень скучает по ней, и эти признания согревали ей душу. И онарешила, что, когда он вернется, можно будет объявить о помолвке, а поженитьсябудущим летом. Наверное, не было никакой особой необходимости ждать целый год,но этот год был очень нужен ей — чтобы окончательно разобраться в своих мысляхи чувствах.

Пока Кейт ждала возвращения Энди, она продолжала работать вКрасном Кресте. Каждый день из Европы возвращались тысячи демобилизованныхсолдат, приходили транспорты, битком набитые ранеными и искалеченными. Кейтполучила направление в порт, где ей приходилось помогать распределятьприбывающих раненых по госпиталям и больницам. На некоторых раненых было простожутко смотреть, и все же Кейт часто думала, что еще никогда ей не приходилосьвстречать таких счастливых людей. Все, кто не лежал без сознания и не метался вбреду, радовались возвращению домой как самому счастливому событию в своейжизни. Чтобы видеть это, стоило пойти работать в Красный Крест, хотя во всехостальных отношениях работа санитарки была утомительной, изматывающей идовольно грязной.

Каждый день Кейт проводила с ранеными по несколько часов.Все они были очень молоды, но стоило только заглянуть им в глаза, и Кейт сразуначинала чувствовать себя сопливой девчонкой, которая ничего не видела и ничегоне знает. Хотя она и потеряла Джо, ее переживания вряд ли могли сравниться стем, что испытали эти безрукие, безногие, парализованные, слепыевосемнадцатилетние старики. Порой Кейт даже казалось, что жизнь — нормальнаяжизнь — закончилась для них, не успев толком начаться. При одной мысли об этому нее на глаза наворачивались слезы, и ей хотелось сделать хоть что-то для этихмальчиков, которые прошли через ад войны и вернулись…

Однажды вечером Кейт задержалась на работе и пришла домойособенно поздно. Она знала, что ее родители наверняка волнуются, однако стоилоей увидеть лицо отца, как Кейт сразу поняла: случилось что-то очень страшное.Кларк был бледен как мел, а Элизабет, сидевшая рядом с ним на диване, то и деловытирала платком мокрые глаза.

У Кейт замерло сердце. «Кто-то умер», — поняла она. Онане знала, кто это может быть, однако ощущение несчастья заставило еевздрогнуть.

— Что случилось, па?.. — спросила она, бросая вугол санитарную сумку.

— Ничего, Кейт. Ничего страшного. Иди-ка лучше сюда иприсядь…

Кейт опустилась на диван рядом с матерью, машинальноразгладив на коленях форменную юбку. Юбка была в пятнах крови и гноя, медицинскаяшапочка с красным крестом сбилась набок, но Кейт ничего этого не замечала.

Она переводила вопрошающий взгляд с отца на мать и обратно,но они молчали, и их молчание показалось Кейт зловещим.

— Да скажите же что-нибудь! — не вытерпела наконецКейт.

У нее не было ни бабушек, ни дедушек, ни даже двоюродныхбратьев и сестер, и она решила, что умер кто-то из близких друзей семьи.

— Мне сегодня звонили из Вашингтона, — сказалнаконец Кларк и снова замолчал.

Кейт по-прежнему ничего не понимала. Она была уверена, чтовсе плохие вести уже получила. В мыслях она давно похоронила Джо, только еще неоплакала его до конца. И, как ни странно, живущая в ее душе скорбь помогала ейлучше справляться с ее обязанностями добровольной санитарки Красного Креста.Кейт не успела ни очерстветь, ни озлобиться в своем горе и по-прежнемуиспытывала сострадание к раненым, к их родным и близким людям.

— Кто-нибудь… погиб еще кто-нибудь? — спросилаона.

Кларк немного поколебался, потом покачал головой.

— Нет. Скорее наоборот… Ты только не волнуйся, Кейт.Дело в том, что Джо нашелся… Он жив.

Кейт была так потрясена, что не могла произнести ни слова.

— Ч-что?.. — выдавила она наконец, и ее лицо сталотаким же белым, как ее медицинская шапочка. — Что ты сказал?..

У нее вдруг закружилась голова, и Кейт почувствовала, чтовот-вот потеряет сознание. Огромным усилием воли она взяла себя в руки инесколько раз моргнула, чтобы избавиться от поплывшего перед глазами тумана.Столько месяцев она ждала, надеялась, и вот теперь, когда ее надежда сбылась,Кейт никак не могла поверить в то, что она только что услышала.

— Джо жив… — повторил Кларк, и по его лицу тоже потеклислезы. — Его сбили чуть западнее Берлина. Он действительно успелвыпрыгнуть, но его парашют раскрылся не до конца, и он сломал обе ноги.Эсэсовцы тут же нашли его и отправили в тюрьму Колдицкий замок, что подЛейпцигом. Как ты помнишь, в Англии ему выдали документы на чужое имя, но этоему не помогло. Нацисты сразу поняли, что он американец, а не англичанин, и…

Кларк ненадолго замолчал. Пока он вытирал слезы тыльнойстороной ладони, Кейт во все глаза смотрела на него. Половина из того, чтосказал отец, до нее просто не дошло. Ей никак не удавалось сосредоточиться насмысле произносимых им слов. «Джо жив! Джо жив!» — эти два слова стучали у неев голове, точно молоты, заглушая все остальное. В эти минуты Кейт чувствоваласебя так, словно не только Джо, но и она сама только что восстала из могилы.

— Именно поэтому немцы так и не признали, что майорбританских ВВС Йан Беллахью находится у них. Джо держали в одиночномзаключении, — продолжал Кларк. — Его пытали, надеясь выведатьсекреты, которые он хранил. К счастью, они так и не выяснили, кто он такой насамом деле. В Колдице Джо продержали семь месяцев, но так ничего и не добилисьи отправили умирать в концлагерь.

Джо был в таком состоянии, что, когда американские частизаняли Лейпциг и захватили концлагерь, он просто не мог сказать им, кто онтакой. Лишь несколько дней назад он пришел в себя и назвал свое настоящее имя.Сейчас Джо находится в американском военном госпитале в Берлине… — голос Кларкадрогнул. — Он по-прежнему в очень плохом состоянии, Кейт… Врачи говорят,Джо выжил только чудом. Ноги у него так и не срослись, сломано несколько ребери все пальцы на руках, к тому же его постоянно били по голове. Но врачинадеются, что со временем он поправится. В ближайшее время они собираютсяотправить его домой, так что в конце июля он, скорее всего, будет уже здесь…