— Да? — говорю я с надеждой.

— Натали?

— Да.

— Это Энди.

Три минуты спустя я кладу трубку и хмурюсь про себя. Все мужчины, кого я знаю и люблю, — Тони, папа и даже Крис, — не помешаны на еде. И это мне по душе. Они питаются тем, что есть. В их хозяйстве не держат кулинарных книг, где перед названием каждого блюда ставится рейтинг. Их совершенно не интересует меню: для них гораздо важнее популярность ресторана. Так почему же Энди вдруг оказывается такой девчонкой? Он звонил с работы: предложил присоединиться к ним с другом на «ужин» в моей квартире! Не прошло и суток, как вселился, а смотрите-ка: уже устраивает ужины! Я не хотела показаться невежливой, так что пришлось согласиться. Чувствую себя гусыней, которую собираются пустить на фуа-гра. Даже мама не смогла бы распланировать лучше. Отправляюсь на упреждающую пробежку вокруг парка. А возвращаюсь в настоящий хаос.

— У тебя ужасно злой вид, — говорит Энди, размахивая деревянной ложкой. — Ты что, сердишься из-за кухни?

Обвожу взглядом то, что осталось после бомбежки.

— Нет, — лгу я, ловко уворачиваясь от того, что со шлепком падает с ложки на пол.

Нет, это, конечно, здорово — за счет жильцов оплачивать закладную, — но у медали есть и оборотная сторона: эти жильцы почему-то сразу начинают ошибочно считать, что теперь имеют право жить с тобой.

— Нет, сердишься. — Энди вытирает руку о джинсы. — Я потом все уберу. Ты только не волнуйся. Я отнюдь не маньяк кастрюли и поварешки. Просто сегодня особый случай: в благодарность за то, что пустила меня. Робби тоже обещал подойти. Ты только не подумай, что это из-за маленького ублюдка я тут горбачусь у раскаленной плиты. Ты ведь не против, чтобы он пришел? — добавляет он, заметив, как сверкнули мои глаза.

— Конечно же нет, — каркаю я в ответ, а сама думаю: похоже, это еще цветочки. — А что ты там готовишь? — спрашиваю я, чтобы скрыть свою нелюбезность.

Энди снова размахивает ложкой. Шлеп, шлеп.

— Я забыл спросить, не вегетарианка ли ты, случаем? А потому решил приготовить томатный суп. Довольно хитрая штука, — приходится вычищать у помидоров сердцевину, снимать кожицу, — но зато результат получается просто шикарный! И потом, есть все же что-то ужасно притягательное в блюдах с натуральным цветом. Кстати, выпить хочешь?

Кому сейчас нужно мое геройство?

— Да, — говорю я. — Все-все, спасибо, достаточно. Ну я пока пойду приму душ.

Тащусь по коридору к ванной: с бокалом в руке, чувствуя себя ужасной провинциалкой. Практически ожидаю, как он сейчас крикнет мне вслед: «Эй, я тут, пока тебя не было, смотрел телевизор, вдруг поднимаю глаза — а там эта тетка, твоя соседка, развешивает белье прямо в окне».

Первое, что сразу бросается в глаза при входе в ванную: Энди пристроил свой шампунь, бритвенный станок и пенку для бритья на бывшую полочку Бабс. Господи, да тут еще и увлажняющее молочко «Клини́к»! Лично я держу свои причиндалы в закрытом шкафчике над раковиной. Мне кажется, чем больше косметики выставляешь на всеобщее обозрение, тем меньше у тебя уважительных причин выглядеть уродиной.

Первое же, что бросается в глаза при выходе из ванной, — так это то, что пришел Робби. Не заметить этого невозможно: я буквально врезаюсь в него, пытаясь на цыпочках прошмыгнуть в свою комнату, обернутая в полотенце. Ору как резаная — уже во второй раз за сегодняшний день.

— Дарррагая! Сколько лет, сколько зим! — орет он в ответ, широко растопырив руки.

Ору снова — и стремглав несусь в спальню.

— Извращенец! — кричу я, с силой хлопая дверью.

Слышу, как он начинает смеяться, и тоже смеюсь. Я уже и забыла, как мне нравится Робби! Чем больше его узнаешь, тем симпатичнее он становится. И, самое главное: он совсем на меня не сердится. Может, не так уж и сильно он на меня «запал»? Думаю, вечер удастся.

Недолго рассуждаю, что бы такое надеть, и через двадцать минут появляюсь вновь: в оранжевом шерстяном джемпере, черных брюках, коричневых туфлях (сама знаю, надо было надеть коричневые брюки, в тон туфлям, но что-то меня всегда настораживает в коричневых брюках) и с тщательно подобранным макияжем. Я, конечно, не такая, как некоторые другие, — профессионалки, «крепкие орешки», чья безупречная помада или идеально гладкий «тональник» — скорее произведение искусства, чем просто грим. Но, с другой стороны, меня не назовешь и полным «отстоем» по части макияжа.

— Отлично выглядишь, — говорит Робби, закашлявшись.

Энди, суетящийся над кастрюлей, воздерживается от комментариев.

— Тебе помочь? — предлагаю я.

— Нет, все уже готово. Хотя ты могла бы расставить тарелки. А вообще, не надо, просто садись. Роб! Оторви задницу от стула — достань-ка глубокие тарелки, ложки и натри пармезан.

— Ладно-ладно, не надо так шуметь, — отвечает Робби, делая вид, что начинает суетиться. Демонстративно закатывая глаза, он делает мне знак и беззвучно, — одними губами, — произносит: «Козел!»

— Я все слышу, — говорит Энди, не поворачивая головы. Я делаю глоток вина, чтобы скрыть смешок. — О-о-к-к-е-е-й! Вот и мы!

Энди наливает немного кипящей красной массы мне в тарелку и, оторвав несколько кусочков от листа базилика, аккуратно украшает ими блюдо. То же самое он пытается сделать для Робби, но тот принимается возмущаться тоненьким голоском:

— Я и сам могу нарвать базилик. Не стоило беспокоиться.

— Ну и на здоровье! — Энди притворяется обиженным. — Было бы предложено. Можно подумать, мне это надо!

— Не запах, а просто фантастика! — говорю я, не веря тому, что слышу.

Помидоры, хлеб, базилик — с этими ингредиентами еще можно как-то мириться. Вдыхаю густой запах — и желудок отвечает довольным урчанием. Смелое заявление, особенно для меня. Боже, мне… мне… и в самом деле хочется это съесть. Пальцы сами собой ползут к ложке, но тут я замечаю нахмуренное лицо Энди.

— Мы конечно же начнем с молитвы, — говорит он строго. Ложка со звоном выпадает у меня из рук, и я становлюсь такой же красной, как суп. — Да я пошутил, — добавляет он.

Хочется рассмеяться, но у меня просто нет слов: это не суп, это настоящая магия! Вкусовые сосочки танцуют танго на спинке моего языка. Нет! Мозг забивается ужасающими мыслями. Что я творю?! Это не то, чему меня учили! Мой талант — терпеть лишения! Вот в чем я хороша как никто другой. И что же? Вот она я: попавшая в капкан собственной жадности. Желудок постепенно перестает урчать и теперь уже кипит от негодования. Да как он смеет врываться в мой дом и силой навязывать мне не только себя, но еще и свою (мою) кастрюлю?!

— Отстань от меня! — шипит Робби.

— Что? — переспрашиваю я, усилием воли заставляя голос не сорваться.

— Я, честно, мыл руки, — кричит Робби. — Натали! Скажи ему, чтобы отвалил!