— В чем дело? — спрашиваю я Энди.

— Понимаешь, Робби, конечно, отличный парень и все такое, — говорит Энди, опираясь на согнутые локти, словно шестилетний мальчишка. — Но он постоянно…

— Энд! Пожалуйста! — протестует Робби.

— Нет уж, продолжай, мне хочется послушать. И что? — восклицаю я.

— Он постоянно теребит себя там: хочет убедиться, что все на месте! — Энди с издевательской улыбкой отправляет в рот порцию томатно-хлебного супа.

— Я делаю только то, что советуют доктора! — кричит Робби. — Ладно, а ты сам-то? Тоже мне, образец гигиены! Как насчет колледжа? Помнишь свою комнату? Ты уже рассказывал Натали про пивные кружки с…

— Робби! — орет Энди. — Это было двенадцать лет назад! Мне, блин, было всего восемнадцать! А туалет был в самом конце коридора!

— Мм-мм, — мычу я многозначительно, изо всех сил борясь с приступом смеха. — Приятного всем аппетита!

— Да уж, сбавь-ка обороты, Роб, — громко рычит Энди. — Из-за тебя Натали не может нормально поесть. Давай-ка будем взрослыми. Это все неправда, — шепчет он мне. — А он и в самом деле, пи́сал в раковину. Что поделаешь — замашки среднего класса.

А затем более громким голосом:

— Смотрите-ка, индекс Доу-Джонса поднялся на шестнадцать пунктов…

К счастью, Доу-Джонсу не дают времени развернуться, и мы быстро переходим к более сочным темам. Одна из них — новый взлет блестящей карьеры Энди. Он умудрился заполучить еженедельную финансовую колонку в интернет-журнале. «Я думаю, им просто нужен был кто-то, кто сможет предсказать, когда же они обанкротятся». И еще, он устроился внештатным сотрудником в Центральное отделение, — «то еще, кстати, отделение», — какой-то лондонской газеты. Сейчас Энди зарабатывает раз в тридцать меньше, чем в свое время на бирже. Но ему наплевать: в бытность брокером «это была работа, работа и еще раз работа, никакой личной жизни и никакого просвета в конце туннеля».

Ему также хочется знать, видели ли мы с Робби в сегодняшних газетах фото самого богатого человека в мире. (Какой-то бизнесмен-программист, стоимостью в 50 миллиардов долларов. Если бы не модная бородка и хорошие зубы — никогда бы не подумала. Мне казалось, такие люди должны носить тиары.) Да, вот еще что, Натали. Что такое у Криса с улыбкой? Ну, вспомни, вчера! Он что-то такое забавное вытворял со своей нижней губой. Я отвечаю: он очень хотел, чтобы улыбка выглядела грустной. Как у Билли Болдуина.[47]Энди очень сожалеет, но его эта улыбочка дико завела.

Я признаюсь, что специально читаю спортивный раздел в «Дейли Экспресс», дабы впечатлять Криса своими поверхностными познаниями в американском футболе. Энди и Робби в ужасе. Прекрати немедленно! Разве он читает раздел «Мода и красота» в той же «Дейли Экспресс», дабы впечатлять тебя своими поверхностными познаниями в помадах? Робби, да ты просто бабуин-женофоб. А вдруг Натали и в самом деле помешана на регби? Ты-то откуда знаешь? Мм, все в порядке, я не помешана на регби.

Кстати, коль уж мы заговорили о неразумном поведении: как насчет той женщины, с которой встречался Роб? Она запрещала ему пить воду после девяти часов вечера, поскольку терпеть не могла, когда он будил ее посреди ночи своими походами в туалет? Секундочку, Эндрю, а разве Саша не заставляла тебя выгуливать ее чау-чау? Это была сучка, йоркширский терьер, — когда ты наконец запомнишь? Кстати, имевшая дурацкую привычку подъедать дерьмо за другими собаками. И звали ее не как-нибудь, а Миффи. А когда Роб покупал свою «веспу», и Энди спровоцировал его спросить того здоровенного волосатого торговца мотоциклами, «нет ли у него очень большого фиолетового набалдашника»? И чем же ты собираешься заниматься: теперь, когда ушла из балетной компании? Сдельной работой в области танцевального пиара, хотя в общем-то это дело мне не очень-то по душе. А чем бы хотела заняться? Хотела заняться? Никогда об этом не думала. А надо бы подумать, правда? И затем, уже под конец, словно невзначай, словно в шутку: а помнит ли Энди пятнадцатилетие своей сестры и то, как он целовал меня в бельевом шкафу десять лет назад?

Ход беседы слегка застопоривается. Энди, похоже, шокирован.

— Господи, а ведь мы и правда целовались, — выпаливает он. — Ты тогда была такой хорошенькой пятнадцатилетней девчушкой, а я — бесстыжий, неотесанный чурбан — всю тебя обмусолил своими слюнями! Я совершил непростительную ошибку, сказав Тони, что, на мой взгляд, ты симпатяжка. Он тогда чуть не сделал из меня отбивную.

Я открываю рот от удивления:

— Не может быть!

На лице Энди грустная улыбка.

— Признаюсь, я тогда был размазней и слюнтяем. Чересчур много слушал Моррисси.[48]После того случая я даже боялся к тебе подойти. Удрал в колледж, поджав хвост. Ну, ты понимаешь, что я имею в виду. И не то чтобы без меня тебе стало хуже, правда? Черт возьми, как я мог забыть? А у тебя хорошая память.

Ненадолго наступает неловкое молчание. А затем:

— Ф-фу! Гадкий извращенец! Клеиться к невинным малолеткам! — громко возмущается Робби, сурово хмуря свою монобровь. — Натали! Ну и подонок! Гадкий, отвратительный тип!

Гляжу на Энди, изо всех сил стараясь сохранять непроницаемое лицо, и остатки былого яда постепенно растворяются.

Мы еще долго разговариваем и много смеемся. Напряженность спадает, я расслабляюсь и невзначай опускаю взгляд в тарелку: там пусто.

Честное слово, на какую-то долю секунды мне даже кажется, что у меня галлюцинации. Но нет, ничего подобного. Вот она — стоит передо мной: чистая, будто вылизанная. Несвойственная тяжесть в желудке подтверждает страшную правду. Я осознавала, что ем. Я позволила себе это. Заставила себя. В угоду Бабс. Вспоминаю, как в детстве меня кормили из ложечки. «Ну, еще ложечку за маму. Умничка! Теперь ложечку за папу. Вот молодец! И ложечку за Тони. Хоро … Тони, не глупи, конечно же твоя сестренка может съесть ложечку за тебя. Что? Это твоя ложка? Ладноладноладно! Только без истерик! Ну же. Я тебя прошу. Встань, пожалуйста, с пола, вот молодец (вздох). И еще ложечку за Мишку…»

Ну, и что? Подумаешь! В конце концов, я пропустила обед. Сделала пробежку. Но чтобы съесть все! Вылизать тарелку, словно плебейка какая-то! А дальше что — десерт?

Натали, а Энди рассказывал тебе, как он постоянно ходил и ко всем приставал со словами: «Фотка есть?!», потому что вычитал эту фразу в «Человеке с золотым пистолетом» и вообразил себя соперником Джеймса Бонда? Я прикрываю рот рукой, сдерживая смех, и забываю о своей вылизанной тарелке.

Отвечая на телефонный звонок, я все еще продолжаю смеяться.

— Что такого смешного? — спрашивает Бабс.