форм кликушества до тяжелых психозов, лучше было бы находиться в психиатрических больницах, окруженными доброжелательной заботой квалифицированных психиатров[560].

Обсуждая кликушество, большую часть своей злобы психиатры приберегали для духовных целителей, которые, по их мнению, несли наибольшую ответственность за поощрение этого явления и отказ рассматривать его как патологическое поведение. Перепись душевнобольных в Санкт-Петербургской губернии в 1908 году выявила 233 случая, когда крестьяне обращались за лечением душевнобольных членов семьи к экзорцистам[561]. Тот факт, что самопровозглашенные целители – монахи и приходские священники – были не крестьянами, а якобы образованными людьми, больше всего раздражал психиатров. Духовенство, по словам Владимира Михайловича Бехтерева (1857–1927), профессора психиатрии и неврологии весьма уважаемой Императорской медико-хирургической академии в Санкт-Петербурге, должно было бы обратить свою деятельность на «устранение из народного обращения грубых суеверий и распространение среди простого народа здравых религиозных понятий»[562]. Однако в этом рвении цивилизовать русское крестьянство психиатры опровергали свой собственный аргумент о том, что кликушество является патологическим состоянием, излечить которое могли только они. Если изгнание иррациональных убеждений из крестьянского мировоззрения могло способствовать исчезновению кликушества, то бесоодержимость оказывалась не более чем культурным артефактом.

Стремление контролировать лечение кликуш подтолкнуло российских психиатров к нападкам на православную церковь. Особенно они противились отчитке кликуш. Предлагая особые молитвы, святую воду, масло и травы, а также проводя экзорцизмы, эти духовные целители, по мнению медицинских специалистов, убеждали кликуш в том, что обладают исключительными данными Богом силами изгонять бесов и облегчать страдающие души кликуш. В своей авторитетной книге о кликушестве Н. В. Краинский, посетив Колоцкий монастырь, делает вывод, что

духовенство монастырей покровительствует кликушам, признавая их бесноватыми, отчитывая их и допуская во время службы их припадки, часто сопровождающиеся их криком, богохульством и борьбою с удерживающими их лицами.

Более прискорбно то, предполагает Краинский, что монахов больше интересовала прибыль, чем забота о страдающих душах. В конце концов, указывает он, несмотря на особые молитвы, которые монахи за отдельную плату читали над кликушами, эти бедные женщины редко исцелялись[563]. Возможно, психиатров больше всего возмущало то, что крестьяне не подвергали критике действия духовных целителей. Когда их лечение действовало, успех приписывали безграничной милости Бога; неудачные экзорцизмы жертвы одержимости списывали на свою греховность, а не на недостаток способностей целителей.

Психиатры обличали и самопровозглашенных духовных целителей, не связанных с монастырями. На заседании Психологического общества 5 декабря 1910 года Михаил Лахтин направил свою неприязнь против московского целителя, известного как «брат Яков». В ходе расследования в 1909 года эпидемии кликушества в селе Троицкое Московской губернии Лахтин обнаружил, что «бесноватые» обращались за помощью к брату Якову, широко известному в губернии в качестве духовного целителя. Вот как Лахтин его описывает:

Яков представляет собою духовно совершенно распавшуюся личность, в которой сильны только те впечатления, которые чаще всего повторялись в его жизни, а он всю свою жизнь ходил по монастырям, присутствовал при церковных службах и общался с нищими и калеками. И теперь, когда он впал в органически обусловленное слабоумие, он сохранил способность только имитировать виденные им служебные обряды, перепутывая и искажая при этом слова молитвы, и произносить слова утешения, которых так много знает православная церковь. Сознательного нравственного подвига, как это может показаться с первого взгляда, в жизни Якова нет. Но посетители Якова не имеют ни времени, ни возможности разобраться в его психологии, да и не нужно им этого. Они идут к нему за нравственною помощью и советом и получают от него и то, и другое, так как слова Якова так неопределенны и неясны, а, с другой стороны, так доброжелательны, что всякий всегда найдет в них то, что ему нужно.

Если бы брат Яков только молился и утешал, то с известной точки зрения деятельность его могла бы быть признана даже полезною, но, к сожалению, этим его деятельность не ограничивается, он еще лечит и поучает. Как сотни лет назад, он винит во всех людских невзгодах и бедствиях дьявола и на борьбу с ним направляет все свои усилия; этим путем он поддерживает и плодит народные суеверия и невежество, а людей, уже надорвавших свои нервные силы, превращает в бесноватых. Отсюда ясно, что бороться с психопатическими эпидемиями, подобными описанной нами, невозможно только полицейским преследованием отдельных лиц. Параноиков, маньяков и слабоумных всегда будет довольно, и на смену одного всегда явится другой или даже несколько новых лиц. Борьба должна быть направлена на те условия, которые делают возможным существование подобного рода явлений, как деятельность брата Якова, и, прежде всего, на широкое просвещение народных масс[564].

Таким образом, Лахтин был готов оставить священнослужителям, монахам и монахиням, а также самозваным религиозным деятелям, таким как брат Яков, теологию и молитвы, но он определенно не одобрял их попыток оказывать людям медицинскую и психологическую помощь.

Разыгравшийся в 1911 году скандал, связанный с монастырем в Бессарабии, дал психиатрам дополнительную пищу для пересудов. А образ церкви был еще больше дискредитирован рассказами о скандальном целителе Григории Распутине, служившем наследнику престола Алексею, его матери Александре Федоровне и узкому кругу людей из петербургского высшего общества.

Новости об эпидемии религиозной истерии среди крестьян в Бессарабии и Херсонской губернии, сопровождавшиеся слухами о сексуальной распущенности православных монахов и паломников, дали врачам необходимый повод для критики церкви. Еще в 1909 году среди молдавских крестьян из Херсонской и Бессарабской губерний стали популярны паломничества в Балтский монастырь в южной части Кишиневского уезда. Вскоре распространились слухи о чудесных исцелениях благодаря обретению в этом монастыре мощей Феодосия, бывшего священника этого монастыря. Корреспонденты газет, желавшие лично увидеть чудеса, устремились к месту событий и обнаружили совершенно иной набор обстоятельств. Они сообщили, что, вопреки слухам, больные паломники не обретали исцеления и, кроме того, многие верующие возвращались в свои села с новым недугом, повлекшим за собой распространение эпидемий нейропсихического характера:

Повсюду в деревнях появляются какие-то темные личности, которые под предлогом искупления грехов вводят деревенский народ в заблуждение, уговаривая открывать источники, созидать колодцы якобы с чудотворной водой. К этим колодцам и источникам стекаются толпы темного деревенского люда, служатся здесь панихиды, молебны и пр. … В результате много молодых людей, девушек и нередко старых крестьян стали проявлять признаки ненормальности[565].

Психологическая оценка этих эпидемий исходила от психиатров, которым в качестве государственных эмиссаров поручено было разобраться в ситуации и прекратить беспорядки. Психиатр А. Д. Коцовский, описывая Балтский монастырь, обвинил отдельных монахов в эксплуатации доверчивых паломников. Иеромонахов Герасима, Геннадия и Феодосия он назвал шарлатанами, грубо использующими молодых женщин, пришедших в монастырь