– Ну, мне тоже не хотелось заниматься всей этой ерундой вместо экспериментов, – она плавно повела бокалом. – А заступаться за черного полковника… Больно надо ему мое заступничество. Но ты, дорогая, тему не меняй. Как он вблизи?

– На глаз так себе, а вот на ощупь!.. – мечтательно улыбнулась я.

Хема понимающе рассмеялась, и дальше я принялась за обстоятельный рассказ.

Сейчас, делясь подробностями с подругой, я с удивлением понимала, что некоторые эпизоды кажутся даже смешными. Например, то, как я лапала полковника. Или фантазии о собственной жизни среди населения той планеты. Даже про некоторые детали столкновения с Марием сейчас получалось шутить достаточно легко, а смерть куйка хоть и будила неприятные чувства, но воспринималась гораздо легче.

– Кстати, Гаранин же не виноват в том, что случилось на станции, верно?

– Почему ты так думаешь? – осторожно спросила я.

– Потому что он профессионал и отвечал за охрану станции, – снисходительно, как ребенку, объяснила она. – Если бы он хотел что-то такое провернуть, у него не было бы осечек. Ну и, кроме того, мы же видели, кто пришел нас спасать! На станции вообще мало кто верит в его виновность, и тех, кто верит, я бы на месте Баева отправила домой как профнепригодных. Потому что дураки.

– И кого подозревают? – заинтересовалась я.

– В основном кого-то из самого высокого, планетарного начальства. Но сама знаешь, у нас всегда так – виноватого ищут повыше, а не рядом. Я бы сказала, что это кто-то из охраны рангом пониже. Непонятно только, почему твоего полковника арестовали, мне следователь показался неглупым. Может, расскажешь?

– Извини, обещала молчать, – развела в ответ руками.

– Может, проморгаешь морзянкой? – Темные глаза лукаво блеснули.

– Хема, это ребячество, – укорила я подругу.

– Знаю, знаю, но не могла не попробовать!

Потом я наконец выяснила, что происходило с коллегами, пока мы с Гараниным осваивались на далекой планете. Со слов Хемы, все прошло довольно спокойно – сначала погрузились в капсулы, потом немного побоялись, пока не сработал прыжковый двигатель, потом – побоялись еще немного, пока не прибыли спасатели. А потом всех доставили обратно на станцию. Подруга полагала, что вернули их в первую очередь для удобства расследования, а не для продолжения работы. Мне эта версия тоже нравилась.

Однако просидели мы всего часа два, когда мне на комм пришло сообщение.

– Что такое? – удивилась Хема. – Дурные вести?

– Не то чтобы… Баев вызывает.

– Хм? И от этого тебя так перекосило? Чую, дорогая, ты много чего мне не сказала! Ну да ладно, иди к нашему беленькому. Но потом – опять ко мне, так и знай!

– Потом, дорогая, я лягу спать. Утром работать, ты помнишь?

– Ну вот, Обская вернулась, и не поспать теперь в свое удовольствие, – полушутя проворчала подруга и пожелала удачи.

Удивительно: хоть я и совсем не хотела идти к научруку, но серьезного беспокойства не испытывала, даже понимая умом, что это может быть опасно. Если подозрения мужчин справедливы, то Баев безжалостно обрек на смерть несколько сотен хорошо знакомых людей, значит, ждать от него можно чего угодно. А с другой стороны, и правда, что паниковать? Не станет же он нападать на меня посреди станции. Зачем ему подобное?

Скорее, интерес Баева совершенно не связан с террористами и расследованием. Даже если научрук пособник убийц или сам убийца, ученым он быть не перестает, и я бы на его месте тоже заинтересовалась нашим с Гараниным перемещением. Пусть профессор – биолог, но наш эксперимент он тоже отчасти курировал, как научный руководитель всей станции.

Но на всякий случай сбросила на комм Марину сообщение с предупреждением, куда иду.

Ответ пришел почти сразу и достаточно странный: «Заболтай его как следует, чтобы он от тебя не отвлекался». Без пояснений, зачем это могло понадобиться.

– Здравствуйте, Василиса Аркадьевна. – Баев вежливо поднялся из-за стола, когда я вошла. Пожал руку, жестом предложил сесть.

Руки у него были прохладными, сухими и ухоженными, с очень мягкой кожей – кажется, у меня грубее. Среднего роста, с элегантно-округлой фигурой и правильной осанкой, аккуратно уложенными короткими седыми волосами и внимательным взглядом серых глаз. Его располагающая наружность служила отличной иллюстрацией понятий «представительный» и «благопристойный».

Полная противоположность Гаранина. Жаль, что настолько полная.

– С возвращением, так сказать, в родные места, – обаятельно улыбнулся научрук. – Очень рад, что это приключение завершилось благополучно. Приятно сознавать, что ваше изобретение действительно работает, а?

– Наше изобретение работает, да. Осталось понять, как именно, – весело ответила я. – Но информации вроде бы достаточно, есть с чем разбираться.

Мы долго обсуждали прототип. Прикинули, что нужно для продолжения исследований срочно, без чего можно обойтись в ближайшем будущем, а без чего – вовсе. Правда, грузить излишними теоретическими подробностями я научрука не стала – он не физик и, хотя обладает достаточно широким кругозором, в специальных терминах наверняка запутается. Марин, конечно, мог бы и поточнее объяснить, что от меня требуется, но это не повод саботировать задание.

Потом, когда тема исчерпала себя, я принялась рассказывать о куйках и их странном сосуществовании с людьми на той планете. Этот вопрос Баева явно заинтересовал куда больше, и тут уже он начал загружать меня малопонятной терминологией и теориями. Понимала я, кажется, еще меньше, чем научрук из моих слов, но старательно делала вид. Зато выяснила, что он в курсе истории открытия этой цивилизации, знаком с некоторыми из тамошних исследователей и даже примерно догадывается, какая часть генетического кода у людей с куйками должна быть общей, а какая – разной у нас с людьми той планеты: именно это различие объясняло, почему выделения паразитов не вредили нам с Захаром.

– Скажите, Василиса Аркадьевна, а как вы находите полковника Гаранина после совместных приключений? Ваше мнение о нем не изменилось? – спросил он наконец.

– Да в общем нет, – осторожно ответила на это. – Грубиян, зануда и солдафон.

– То есть вы полагаете, обвинения в его адрес справедливы?

– Никогда не любила детективы, – отмахнулась недовольно. Надеюсь, получилось достаточно убедительно. – Следователь показался мне компетентным человеком, думаю, он знает, что делает.

Что-то мне подсказывало, что аудиенция подходит к концу. Где там Марин, интересно, со своими пояснениями и выводами? Мне уже можно уходить?

– И вы не считаете, что арест Гаранина – это попытка найти… козла отпущения? Что настоящий преступник может сидеть еще выше?

– Может, – осторожно согласилась с этим. – А может и не сидеть. Денис Александрович, я же говорю, я не следователь и ничего в этом не смыслю. Если судить по тому, как вел себя полковник на планете, он совсем не кажется жестоким и безжалостным монстром. Но, с другой стороны, даже самые кровавые маньяки в жизни, насколько слышала, были милыми и безобидными людьми, так что никто в здравом уме не мог бы их заподозрить.