– Там, – показал он себе за спину, – там сейчас соберется вся стая моих волкодавов. И я отдам им вас, обоих сразу. Как и того, патлатого. Дурак дураком, а ведь я предлагал ему неплохие деньги, предложил, чтобы он сам назвал сумму…

От удара в грудь и живот чиновник задохнулся и завалился на бок.

– Сидеть, урод, сын урода! – Стас схватил Огаркова за волосы и грохнул затылком о плитку стены.

Чиновник заорал от боли, за дверью раздались крики и грохот. Деревянная створка дрожала, Стас выстрелил в нее, и над головой чиновника появились две дырки. Ухмыльнулся, услышав короткий вопль, и повернулся к бледному Роману.

– Все, некогда. Уходи! – Он толкнул его к дыре за осколками стекла, но Роман уперся, схватился обеими руками за край раковины.

– Я не могу, не могу, – твердил он, глядя в стену, – я не пойду, не получится…

Стас наотмашь ударил его по лицу, Роман зажмурился и отшатнулся. От следующего удара в живот он согнулся и ослабил хватку.

– Вали отсюда, кому говорят! – Стас поволок его к дыре в стене. – Не лезь! Это мое личное дело! Тебя это не касается! Катись!

Роман уперся ладонями в плитку вокруг разбитого стекла и едва не провалился внутрь. У двери снова заржал пьяный Огарков, послышались крики из коридора. Стас на мгновение обернулся. Роману хватило этих секунд, он шагнул назад, но от удара отлетел обратно, споткнулся и рухнул на пол, на груду битого стекла.

– Не лезь, не мешай мне! – Стас запихнул «беретту» за пояс джинсов, перевернул Романа на живот и потащил к стене. Поднял на ноги, встряхнул и толкнул к лазу.

– Погоди, – прошептал Роман трясущимися губами, – подожди еще секунду… Я скажу тебе кое-что. Ты знаешь, что такое саркома? Саркома кости? Нет? А я знаю, очень хорошо, – шептал он, не обращая внимания на то, что по его виску течет кровь. Стало очень тихо. Роман развернулся и заговорил, глядя Стасу в глаза:

– Эту дрянь невозможно диагностировать на ранних стадиях, она проявляет себя уже ближе к концу, к самому концу, когда уже поздно. Когда метастазы уже проникли в печень и легкие, когда… Ладно, это неважно. У меня прогноз всего год или полтора, и я не хочу все это время гнить заживо в больничном коридоре среди таких же обреченных. Дай мне умереть как человеку, а не как скотине. Я помог тебе, теперь твоя очередь. Мне анальгетики не помогают, мне наркота нужна. – На лице Романа появилась чудовищная улыбка, ее увидел Огарков и заткнулся, пополз от двери к раковине, но Стас пинком по ребрам вернул олигарха на место.

– А операция? – Он не знал, что говорить, и задал первый пришедший в голову вопрос, и Роман немедленно отозвался:

– Не поможет. Уже тогда, осенью, было поздно, метастазы в позвоночник пошли. Я в Москву не работу искать, а лечиться приехал. Меня из онкоцентра умирать выписали, никто оперировать не брался. Работы нет, жена ушла, с квартирой кинули… Я жизнь самоубийством покончить хотел, и мимо школы тогда к рельсам шел, где тебя потом двое убить пытались. Место заранее выбрал, время – чтобы ночь и без свидетелей. Но ты все изменил, все… Уходи! – Роман отошел от стены и сел на край джакузи. Взял из раковины полотенце, намочил его и вытер бледное лицо.

– Уходи, тебе еще не время. – Улыбка, взгляд и голос не оставили шансов на раздумье. Стас, как под наркозом, вытащил из-за ремня «беретту», подал ее Роману.

Огарков, следивший за обоими, поперхнулся и заорал, увидев направленный на него ствол, забился затылком о дверь.

– Тихо, тихо, – проговорил Роман и поднялся. – Не ори! Тебе тоже еще не время, здесь я решаю, кому когда умирать. Сначала от Лешки тебе надо привет передать, от Михи, от…

Два выстрела слились в один, Огарков завыл, джинса вокруг простреленных коленей пропиталась кровью. Роман глянул на Стаса и отвернулся. Тот подтянулся, перевалился через кирпичный «подоконник» за разбитым стеклом и полетел вниз. Еще выстрел, за ним второй, третий, дальше жуткий утробный вой, и все заглушили автоматные очереди. На голову посыпалась кирпичная крошка, свалился сплющенный о стену комок свинца. Стас рухнул на груду мусора и сам едва не заорал от боли. Руку ниже локтя обожгло чем-то острым. Стас перекатился по крошке и обломкам, кое-как поднялся на ноги, сел на битом кирпиче и досках. Голова кружилась, глаза разъедала пыль, руку продолжало жечь. Стас хлопнул себя по рукаву толстовки, выдернул впившийся острием в кожу предплечья острый предмет и в тусклом свете, падавшем из «дымохода», разглядел складень Михаила.

Выстрелы стихли, над головой слышались голоса, сверху по кирпичам скользили осколки. Стас отшвырнул нож и на коленях выполз в подвал. Поднялся на ноги, вытянул руки перед собой и шаг за шагом медленно двинулся вперед. Пальцы коснулись сухого кирпича – это оказалась подпиравшая потолок подвала колонна. Стас обошел ее, споткнулся о мешок с мусором и едва удержался на ногах. Так не пойдет, надо вспомнить планировку подвала, тут можно бродить часами или вообще остаться навсегда. Но как объяснить потом, как убедить Судью, что правильно распорядился подаренной жизнью? Стас попятился, вернулся к колонне. Глаза привыкли к темноте, слева и впереди он увидел очертания половинчатой гермодвери. Добрался до нее без приключений, пролез в щель между двух половинок и, споткнувшись, рухнул коленями на пол.

– Зараза! – Он поднялся, расставил руки в стороны и медленно пошел вперед. Одна арка с вмурованными в бетон дверными косяками, вторая, третья… Стас сбился на четвертой. Он мог идти с закрытыми глазами, и ничего бы не изменилось. «Теперь я знаю, что чувствует заживо погребенный». От этой мысли стало жарко, Стас взмок, словно ужас сочился из всех пор кожи. Он снова остановился, качнулся влево, вправо. Ничего, пустота и запах тухлятины от гнилой воды! Вода! Там, на полу, была вода! Стас принюхался, втянул в себя воздух и побрел вправо. Врезался лбом в притолоку, ногу выше щиколотки обожгла боль. Зато перед глазами стало светло, но ненадолго. Стас присел, нащупал разорванные джинсы, края лохмотьев были мокрые и липкие от крови. Он пошарил рукой у стены, ладонь наткнулась на штырь вентиля.

– Понятно. – Стас прижался спиной к стене и боком пошел дальше, провел рукой по мокрому бетону за спиной. Звук шагов позади, голоса и крики, отдававшиеся в подземелье глухим эхом, заставили замереть на месте. На низкий потолок упал отблеск света от мощного фонаря, послышалась речь. Стас нырнул в провал, шагнул к стене и затаил дыхание. Минута, две – он пережил за эти мгновения столько же, сколько за предыдущие тридцать пять лет земной жизни. Безоружный, обессилевший, он стал легкой добычей, сейчас его прикончит и одиночка. И еще вопрос – прикончит ли сразу… Отблески пропали, шаги и голоса стихли в темноте. Так, а теперь быстро, очень быстро – за этим коридором большой зал, если встать спиной к уцелевшим в груде металла манометрам, то вентшахта будет прямо.

По узкому коридору он почти бежал, касаясь пальцами стен. Они резко разошлись в стороны, в лицо пахнуло гнилой водой, а справа показался просвет. Стас бросился туда, врезался плечом в угол стены и, отшатнувшись, задрал голову. Там, далеко наверху, был день, он пробивался через щели в «окнах» вентшахты. Слабый луч падал на воду, освещал дно колодца. Стас шагнул к световому пятну, нашел первую скобу и вцепился в нее обеими руками. Все, теперь точно все, путь длиной в полгода закончен, впереди снова тупик, и на этот раз окончательный. Что он найдет наверху, кто его ждет, кому он нужен? Наверное, лучше вернуться обратно и умереть, как собирался еще вчера. Здесь его не найдут, в катакомбах под городом скелет может пролежать годами, если кости не растащат крысы или бродячие псы. Или и те, и другие, предварительно обглодав останки.