– А я все испортил, – глухо проговорил Стас в ладони. – Какой же я дурак! Прости, что все так получилось. Я не знал. Я больше никогда не помешаю тебе, можешь не волноваться.

После озноба его бросило в жар, Стас вытер лицо краем полотенца и посмотрел на Веру. Она снова подошла к окну, приоткрыла его, и по кухне загулял острый, пахнущий весной ветерок. Он остудил кожу, привел в порядок мысли, напомнил многое, что предстояло забыть. Стас поднялся, обнял Веру за плечи и усадил ее за стол.

– Выпей со мной, – повторил он, – давай выпьем за то, что вчера все закончилось. Все, ради чего я жил последние полгода. Выпьем, и я уйду. Давай! – Он силой пихнул рюмку в руку девушке.

– Нет-нет, – она снова замотала головой, – я не буду, мне нельзя. Уже почти пять недель. Я беременна, Стас, мне нельзя пить, нельзя… Я только вчера узнала! Я не знаю, что мне делать, не знаю, как теперь жить!

Она наконец разревелась, отвернулась к плите, и сквозь плач Стас услышал ее слова: «Я не знаю, не знаю». Он взял Веру за руку, но девушка вырвалась, вскочила и выбежала из кухни. В ванной полилась вода, засвистел на плите чайник. Стас поднялся, выключил огонь и подошел к окну. Выплеснув виски в раковину, он поставил посуду в мойку и повернулся на шорох за спиной. Вера стояла в дверях – бледная, глаза красные, губы сжаты, мокрые пряди челки прилипли ко лбу. Она молчала, смотрела мимо, на стену соседнего дома, и нервно натягивала на пальцы рукава черной водолазки.

– Не плачь, – произнес Стас, – не надо, все закончилось. И ни о чем не думай, ничего не бойся. А что делать… Тебе и знать не надо, я сам все знаю лучше тебя.