Даже не притронулась… – оторопел агент. – Между прочим, я старался, очень…

Она не дала ему договорить, процедив через сложенные в улыбку губы, с трудом справляясь с гневом:

– Сюрпризов на сегодня для меня предостаточно. А что касается традиций, – Паркер кивнула на чёрный прямоугольник айфона Мэтта, грязной каплей выделяющийся на белой простыне, – так с этим тоже полный порядок! Посмотри на пропущенные вызовы и прочти сообщения. Как всегда, треугольник в действии. Только избавь меня от вечной участи прямого угла, мне больше по нраву другие геометрические формы.

– Чёрт…

Вуду не надо было объяснять, кто несколько минут назад безуспешно звонил или писал, по реакции Кэтлин всё было понятно. Разыскиваемая им больше месяца Райт сумела дозвониться первой.

– Что бы там ни было – это не то, что ты думаешь! – поторопился оправдаться он и схватил брюнетку за руку. – Между нами ничего нет. С той минуты, как Вуди рассказал о вас с Лилибет. Лесси для меня умерла.

Мэттью скривился, понимая, что несёт чушь: покойники не звонят и уж тем более не пишут сообщений.

– Я имею в виду, как женщина… –Он опять чертыхнулся. – Моя бывшая женщина. Теперь я думаю лишь о тебе…

– Спасибо, мне это льстит! – Тон Кэт совершенно не соответствовал выражению побледневшего лица. – Даже хотелось бы верить, но обстоятельства не позволяют.

Она вышла в коридор, давая понять, что не желает разговаривать с агентом, и, поправив выпавшую из собранных в узел волос прядку, резюмировала:

– Сейчас я уйду на работу. Ты приведёшь себя в порядок и покинешь мой номер. Ключ оставишь на ресепшене. – Брюнетка, повесила на руку сумочку, подняла совершенно опустошённый взгляд на его лицо и устало добавила: – И надеюсь в ближайшее время тебя не видеть. Мне нужна пауза на «подумать»…

Вуд придержал её за рукав пиджака.

– Я уйду прямо сейчас, но не раньше, чем выскажусь, а ты меня выслушаешь. Думаю, пара минут не усугубит последствия твоего опоздания.

Кэтлин высвободила руку и прислонилась спиной к стене, кивком обозначив согласие, и агент продолжил:

– В последнее время я живу с постоянным чувством вины, и это начинает напрягать. Если бы знать точно, что делаю не так, постарался бы изменить подобное положение вещей. Но когда виноват всегда и во всём, то исправить ничего не возможно… – Он, не отрываясь, смотрел в её глаза, ловя малейшие перепады эмоций, прочесть которые на бледном лице было невозможно. – Не в петлю же мне лезть?

Зрачки карих глаз на долю секунды сократились и снова расширились, а совершенно безжизненный голос выдал по-прежнему ровное:

– Нет.

И невозможно было представить, что в этот момент Паркер видела перед собой довольное лицо полуголой Лесси из далёкого прошлого, стоявшей в спальне Мэттью.

– Я тоже так думаю, – усмехнулся Вуд, догадываясь, какая буря эмоций скрывается за её напускным безразличием. – Пусть не нужен тебе, но вот Лилибет без меня будет намного хуже, чем со мной.

И снова в ответ с деланным спокойствием:

– Конечно.

Это начинало бесить Мэтта, привыкшего к бурным проявлениям ярости Кэтлин. Равнодушие подразумевает безразличие, а что может быть страшнее для человека любящего? И в его голову моментально вернулись мысли о том, что Лебовски всё-таки занимает не последнее место в сердце гордячки; и это было невыносимо. Он сжал ладони в кулаки, удерживая желание вдарить ими в стену.

– Поэтому, извини, но тебе придётся терпеть меня, пусть и на расстоянии. Прости и прощай. Передумаешь меня виноватить – приезжай. Адрес знаешь…

– Ты повторяешься… –Брюнетка из последних сил сдерживала слёзы.

Мэттью вздохнул, осознавая полнейшую невозможность достучаться до неё в этот момент.

– Да и ты не фонтанируешь новыми претензиями. – С каким удовольствием он получил бы сейчас пощёчину, лишь бы не видеть дрожания пухлых губ. – Всё как всегда: не любил, изменил, не хочу тебя видеть. А теперь ещё получила дополнительную возможность сравнивать себя с Райт.

Кэт промолчала, не зная, что ответить на его, в общем-то, правдивые упрёки и выводы. Агент это понял по-своему, опять вплетая в мысли успешного адвоката, ведь сравнивать она могла не только себя с Лесси, но и его с Лебовски, и почти прорычал:

– Вот и поговорили… В сто первый раз об одном и том же и с одинаковым результатом. Ради этого прилетать не имело смысла.

А вот теперь Кэтлин неправильно определила причину выдуманного ею разочарования Вуда, хотя чему удивляться: в постели она никогда не чувствовала себя королевой.

– Видимо, не имело. Не стоило насиловать себя и мой мозг лживыми признаниями.

– Ты о чём сейчас? – с раздражением поинтересовался агент, примерно догадываясь о предмете очередного комплекса Паркер. – Это напоминает фильм «День сурка». Опять переводишь всё в совершенно другие плоскости.

– Пошёл ты к чёрту! – Чувство растоптанного достоинства раздражало Кэт намного больше, чем его неправильная оценка происходящего. – Вина – это то, что ты культивируешь с момента нашей встречи в Вашингтоне, обильно сдабривая всходы делами. Не умеешь ты жить не косяча!

Она на мгновение замолчала, с трудом подбирая слова к скачущим с одного на другое мыслям.

– Абсолютно точно я знаю одно: каждое твое появление заканчивается для меня огромным стрессом. – Брюнетка почти кричала, сбросив маску холодности: – Станешь другим, вот тогда и приходи, а пока мне и без тебя есть чем заняться!

Но было поздно. Мэттью не смог оценить, что Кэтлин открылась, и пришло время для настоящего выяснения чувств с ответами на любые вопросы; откровениями, после которых всегда наступает осознание глупости прошлых мыслей, сомнений, неправильных выводов и приходит душевное облегчение.

Перед Вудом сейчас стояло лицо уверенного в собственном превосходстве Лебовски, рука адвоката, лежащая поверх руки Кэт в том кафе. Он даже не подумал о личной вине, результаты которой наверняка были прописаны Райт в сообщениях.

– То же самое могу сказать тебе! Есть чем заняться ей… – Душимый ревностью агент с трудом говорил. – Решишь вынести оправдательный вердикт нашему, – на слове «нашему» он сделал особое ударение, – совместному будущему – прилетай. Признаваться в сто пятый раз в том, во что ты не веришь, не стану!

Мэтт развернулся и твёрдым шагом ступил за порог, в глубине души надеясь, что ревность – его колосс на глиняных ногах, которого достаточно разрушить одним лишь словом признания, тем самым, что