Колдун сидел, ни на кого не глядя, на плече у него неловкотопталась слепенькая ночная птица. Колдун время от времени доставал из карманакакие-то кусочки и совал ей в клюв, тогда она замирала на секунду, потомзадирала голову и как бы с трудом глотала, вытягивая шею.

– Это очень важные предложения, – продолжалпринц-герцог, – а потому я прошу вас слушать внимательно, а ты, Бошку, голубчик,заваривай чай покрепче, потому что я вижу – кое-кто уже задремывает. Не надозадремывать, не надо. Соберитесь с силами, может быть сейчас решается нашасудьба…

Собрание одобрительно заворчало. Какого-то бельмастогооттащили за уши от стены, где он наладился было подремать, и усадили в первомряду. «Так ведь я ничего… – бормотал бельмастый. – Я только так, немножко. Я ктому, что говорить надобно покороче, а то пока до конца доходят, я уж и началозабываю…»

– Хорошо, – согласился принц-герцог. – Покороче такпокороче. Солдаты отжимают нас на юг, в пустыню. Пощады они не дают, впереговоры не вступают. Из семей, которые пытались пробраться на север, никтоне вернулся. Надо полагать, они погибли. Это означает, что лет черездесять-пятнадцать нас отожмут в пустыню окончательно, и там мы все погибнем безпищи и без воды. Говорят, что в пустыне тоже обитают люди. Я в это не верю, номногие уважаемые вожди верят и утверждают, будто эти обитатели пустыни такие жежестокие и кровожадные, как солдаты. А мы – люди миролюбивые, сражаться мы неумеем. Многие из нас мрут, и мы, наверное, не доживем до окончательного конца,но мы сейчас правим народом и обязаны думать не только о себе, но и о нашихдетях… Бошку, – сказал он. – Подай, пожалуйста, чаю уважаемому Хлебопеку. По-моему,заснул Хлебопек.

Хлебопека разбудили, сунули ему в пятнистую руку горячуючашку, он обжегся, зашипел, и принц-герцог продолжал:

– Наш друг Мак предлагает выход. Он пришел к нам состороны солдат. Солдат он ненавидит и говорит, что пощады ждать от них нельзя,все они там одурачены тиранами и горят желанием нас уничтожить. Мак хотелсначала вооружить нас и повести в бой, но убедился, что мы слабые и воевать неможем. И тогда он решил добраться до обитателей пустыни – он в них тоже верит –договориться с ними и повести их на солдат. Что требуется от нас? Благословитьэту затею, пропустить обитателей пустыни через наши земли и обеспечить ихпродовольствием, пока будет идти война. И еще наш друг Мак предложил: дайте емуразрешение собрать всех наших разведчиков, которые захотят, он обучит ихвоевать и поведет на север, чтобы поднять там восстание. Вот, коротко, какобстоят дела. Нам сейчас нужно решить, и я прошу высказываться.

Гай покосился на Максима. Друг Мак сидел, поджав под себяногу, огромный, коричневый, неподвижный, как скала, даже не как скала, а какгигантский аккумулятор, готовый разрядиться в одно мгновение. Он смотрел вдальний угол, на Колдуна, но взгляд Гая почувствовал немедленно и повернул кнему голову. И вдруг Гай подумал, что друг Мак уж не тот, что прежде. Онвспомнил, что давно уж не улыбался Мак своей знаменитой ослепительно-идиотскойулыбкой, что давно он не пел своих горских песен, и что глаза у него сталитеперь без прежней ласковости и доброго ехидства, твердые стали глаза, остекленеликак-то, словно и не Максим это, а господин ротмистр Чачу. И еще вспомнил Гай,что давно уже перестал друг Мак метаться во все углы, как веселый любопытныйпес, стал сдержан, и появилась в нем какая-то суровость, целенаправленностькакая-то, взрослая деловая сосредоточенность, словно целился он самим собой вкакую-то одному ему видимую мишень… Очень, очень изменился друг Мак с тех пор,как всадили в него полную обойму из тяжелого армейского пистолета. Раньше онжалел всех и каждого, а теперь не жалеет никого. Что ж, может быть так и надо…Но страшное он все-таки дело задумал, резня будет, большая резня будет…

– Что-то я не понял, – подал голос плешивый уродец,судя по одежде – нездешний. – Что же это он хочет? Чтобы варвары сюда к нампришли? Так они же нас всех перебьют. Что я – варваров не знаю? Всех перебьют,ни одного человека не оставят.

– Они придут сюда с миром, – сказал Мак, – или непридут вовсе.

– Пусть уж лучше вовсе не приходят, – сказал плешивый.– С варварами лучше не связываться. Тогда уж лучше прямо к солдатам выйти подпулеметы. Все как-то от своей руки погибнешь, у меня отец солдатом был.

– Это, конечно, верно, – проговорил Бошку задумчиво. –Но ведь с другой-то стороны варвары могут и солдат прогнать, и нас не тронуть.Вот тогда и станет хорошо.

– Почему это они вдруг нас не тронут? – возразилбельмастый. – Все нас спокон веков трогали, а эти вдруг не тронут?

– Так ведь он с ними договорится, – пояснил Бошку. – Нетрогайте, мол, лесовиков, и все тут…

– Кто? Кто договорится? – спросил Хлебопек, вертяголовой.

– Да вот Мак. Мак и договорится…

– Ах, Мак… Ну, если Мак договорится, тогда, может быть,и не тронут.

– Чаю тебе дать? – спросил Бошку. – Засыпаешь ведь,Хлебопек.

– Да не хочу я твоего чаю.

– Ну выпей чайку, чашечку только, что это тебе – шеюмыть?

Бельмастый вдруг поднялся.

– Пойду я, – сказал он. – Ничего из этого не выйдет. ИМака они убьют, и нас тоже не пожалеют. Чего нас жалеть? Все равно лет черездесять нам всем конец. У меня в общине уже два года дети не рождаются. Дожитьбы до смерти спокойно, и ладно. А так сами решайте, как знаете. Мне все равно.

Он вышел, перекошенный, неуклюжий, споткнувшись о порог.

– Да, Мак, – покачивая головой, проговорил Пиявка. –Извини нас, но никому мы не верим. Как можно варварам верить? Они в пустынеживут, песок жуют, песком запивают. Они – страшные люди, из железной проволокискручены, ни плакать не умеют, ни смеяться. Что мы для них? Мох под ногами. Ну,вот придут они, побьют солдат, сядут здесь, лес, конечно, выжгут… зачем им лес,они пустыню любят. И опять же нам конец. Нет, не верю. Не верю, Мак. Пустаятвоя затея.

– Да, – сказал Хлебопек. – Не нужно это нам, Мак. Дайуж нам помереть спокойно, не трогай нас. Ты солдат ненавидишь, хочешь ихсокрушить, а мы-то здесь причем? У нас ни к кому ненависти нет. Пожалей нас,Мак. Нас ведь никто никогда не жалел. И ты, хоть ты и добрый человек, но тоженас не жалеешь… Не жалеешь ведь, а, Мак?

Гай снова посмотрел на Максима и смущенно отвел глаза.Максим покраснел, покраснел до слез, наклонил голову и закрыл лицо рукой.

– Неправда, – сказал он. – Я жалею вас. Но я не тольковас жалею. Я…

– Не-ет, Мак, – настойчиво сказал Хлебопек. – Ты ТОЛЬКОнас пожалей. Мы ведь самые разнесчастные люди в мире, и ты это знаешь. Ты просвою ненависть забудь. Пожалей – и все…

– А что ему нас жалеть? – подал голос Орешник, до глаззамотанный грязными бинтами. – Он сам солдат. Когда это солдаты нас жалели? Неродился еще солдат, который бы нас пожалел…