Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Катя, сестра Миши, – представилась Екатерина. Она в знак дружбы протянула Жюли свою руку.
– Извините, что так получилось, – смущенно сказала Жюли.
– А я Эвелина.
– Галина...
– Федор.
– Очень приятно, – отвечала Жюли, опершись на сильное плечо Мишеля.
Они стояли вместе, поднимали бокалы за удачу.
– Что вы будете делать? – спросил немного захмелевший Федор, обращаясь к Кате, Галине и Эвелине.
Две девушки пожали плечами.
– А я вернусь домой, – уверенно сказал Катя. – Устала я плутать по заграницам.
– И мы тоже вернемся!
– Девчонки, – Федор допил свое шампанское, – давайте встретимся на Красной площади!
– Конечно!
К ним подошел розовощекий человек в темно-сером костюме и приветливо улыбнулся.
– Виктор Селиванов, атташе по культуре Российской Федерации в Ираке, – представился он по-русски. – В общем, не буду многословным... Вам за проявленное геройство... – он замялся.
– Орден? – встряла Эвелина.
Мужчина еще больше покраснел. Но собрался с мыслями:
– Попрошу не перебивать, а выслушать... Ну, вы сами понимаете, что награждать вас... Прямо скажем... Правительство не может... В общем, уже подписана амнистия в связи с девятым мая...
– Так это было весной, – не сдержалась Эвелина.
– Да тихо ты... – толкнула ее в бок Галина.
– Мг-мг, – прокашлялся атташе по культуре. – Насчет восстановления в должности... Бумаги переданы по инстанциям... – а громко, вслух, чтобы его услышали коллеги-дипломаты из других стран, сказал: – чартерный рейс Багдад ? Москва для мужественных русских женщин заказан на завтра. Самолет вылетит из Багдада в 19-00 по местному времени...
– А как же я? – спросил Федор.
– Вы можете полететь в отпуск. Ваш контракт с «Энержи Ориенталь» пока что не аннулирован.
Розовощекий мужчина поднял бокал, чокнулся с Галиной, пристально посмотрел ей в глаза...
– Эх, какие у нас красивые русские женщины, – не выдержав, сказал он. – Можно с вами... на брудершафт?
– А почему бы и нет? – зарделась Галина.
Виктор Селиванов, атташе по культуре Российской Федерации в Ираке, и расцветшая Галина поцеловались.
– Ну, Галка, ты даешь, – сжав кулак правой руки, чтобы, не дай бог, не сглазить, сказала Эвелина.
Мишель и Жюли быстро сбежали от любопытных глаз и назойливых языков, уединились на скамеечке под молодой финиковой пальмой.
– Завтра я улетаю во Францию, – сообщил Мишель, – расследование никто не отменял.
– Я понимаю, – грустно сказала Жюли. – Месье Амоделе намекал: все-таки есть шанс, что все обойдется.
– Да-да, особенно после сегодняшнего... – ухмыльнулся он.
– Мишель, я тебя люблю, – она прижалась к нему.
– А я тебя люблю, «ма жоли Жюли», – ответил Легионер.
Начало ноября в Париже – мягкое, приятное время, потому что еще тепло. Осенние солнечные деньки несут спокойствие, как будто предлагают оглянуться, все ли ты успел сделать в уходящем году.
Мишель и Жюли гуляли вдоль набережной Сены. Не спеша, они прошли от Лувра вдоль сада Тюильри к площади Согласия. Слева, на другом берегу Сены, возвышалась Эйфелева башня.
При встрече они сказали только два слова:
– Мишель!
– Жюли!
Крепко обнялись. И, взявшись за руки, долго молча бродили по улицам города.
Больше месяца они не виделись. Мишель получил приказ вернуться во Францию и все это время фактически находился под домашним арестом. Или, если выражаться точнее, под «казарменным». До последнего времени ему не разрешалось покидать пределы части. Велось расследование. А Жюли отрабатывала свой грант в Ираке – завершала полевые исследования. Конечно, не проходило и дня, чтобы они не болтали по «скайпу». Хотя с помощью интернета многое из того, что хочешь, не передашь.
Рядом с летним кафе играл на саксофоне старик – уличный музыкант. Его мелодии причудливо вписывались в осеннее настроение города и его жителей.
На краю кафешки освободился столик.
– Присядем? – предложил Мишель.
– Давай.
Посетители кафе невольно обратили внимание на невероятно загоревшую Жюли – радостную девушку, которая просто излучала тепло восточного солнца.
– Мне мороженое.
Мишель заказал две порции мороженого и два кофе.
– Этот негодяй долго упирался? – спросила Жюли.
– Да, как он и обещал, – симулировал амнезию. Не знаю, почему-то с ним долго церемонились. Но в ходе следствия всплыло очень много косвенных улик. В общем, его прижали... – Мишель положил в рот ложечку мороженого, отпил кофе. – А мои действия комиссия признала, как они выразились « рациональными». Некоторые особисты упирались, мол, я в ответственный момент покинул часть. Тогда мне пришлось обратиться к помощи военного адвоката. Мишель набрал в ложечку еще мороженого. Короче, мы смогли доказать, что мне необходимо было лично осмотреть местность вокруг военного лагеря. А то, что я якобы держал связь с боевиками, и то, что именно мои действия спровоцировали их атаку, доказано не было. Наоборот, то, что я не пошел на поводу у террористов и активно включился в поиски и освобождение заложников, было расценено как военная доблесть. Это даже в документах отражено, – улыбнулся Мишель.
Жюли посмотрела на него с восхищением: ну, конечно, ее любимого мужчину признали доблестным воином!
– Месье Амоделе дулся, дулся, – продолжал Мишель, – но, в общем, ничего плохого не предпринял. А вот американцы добивались лишить меня водительских прав. Ничего не вышло! Тогда запретили мне в течение пяти лет управлять любым транспортным средством на территории США, – ухмыльнулся он. – Больше всех помог, – Мишель наклонился к уху Жюли, – наш разведчик Николя Клебер. Молодец мужик – написал подробный отчет и признал, что мы с Федором спасли ему жизнь.
– Кстати, а что с Федором? – спросила Жюли.
– Получил заслуженный отпуск. Между прочим, хорошо оплачиваемый. Он смог выбрать любую страну. Поехал в Грецию, потому что, как говорил один наш комик, «В Греции все есть». – Улыбка снова пробежала по лицу Мишеля. – Кроме того, рассматривается вопрос о награждении нашего славного инженера французской медалью.
– Значит, он наш герой?
– Конечно.
– Мишель! Бонжур! – Возле кафе проходил мужчина в военной форме с белой кепкой на голове.
– О, Генри! – поприветствовал его Мишель. – Увольнительная?
– Да, решил прошвырнуться по парижским бистро. Может, со мной? – Генри заметил за столиком рядом с Мишелем Жюли: – О, понимаю... Говорят, – сказал он, таинственно поглядывая на Жюли, – что ты – герой. И тебя представляют к награде...