Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«А что было бы, если со мной не случился Литинститут?» – вдруг подумала Надя. И вся жизнь, связанная с Литом, исчезла, словно ее никогда не было. Единственное, что бы осталось – школьная экскурсия по Булгакову, когда ее классу показывали дом МАССОЛИТа. В тот день Надя впервые вошла в тот дворик – и осталась в нем навсегда. «Так поражает молния, так поражает финский нож» – именно тогда она впервые ощутила, что это не просто слова. Надя вспомнила, как смотрела на студентов, и они казались ей небожителями, еще бы – их взяли учиться в Литературный институт. Куда ей с жалкими тетрадками, исписанными словами – призраками грядущих стихотворений!
Исчезли бы лекции, на которых перехватывало дыхание и настоящее меркло и отступало перед словами блестящих профессоров. Исчезли бы семинары: щемящая дрожь в подреберье от мира, окружающего словами, поэзией, всеми возможными и неизведанными чувствами и смыслами. Их споры о мироздании, предназначении, строфах, символах. Разговоры о классиках, так, словно они были лично знакомы. Шутки, понятные только им. Когда там, за пределами литинститутского мира, еще не оправившись от девяностых, Надины одноклассники встраивались и вкручивались в эту жизнь, она ее отпускала. Так ей тогда казалось. На самом деле именно тогда Надя обретала свою жизнь. Если бы всего этого не произошло! Все самые счастливые и горькие воспоминания – ничего бы не случилось. В ее жизни не было бы Лялина.
Надя представила, как сначала со страниц исчезают стихотворения, оставляя пустые белые листы, потом растворяется ее книга, за ней этот зал, друзья, которые сейчас смеются рядом с ней. Кем бы тогда была она? Была бы она вообще?
Надя прислушалась к тостам и поздравлениям, окончательно убеждаясь в том, что эти прекрасные неповторимые люди вовсе не собираются исчезать. Что она – живая и настоящая. На всякий случай Надя взяла свою книгу, удостоверяясь: стихи из нее не исчезли. Да, она не часто радуется жизни. Но и любит страстно – именно эту.
– Ты чего тут одна бродишь? – к Наде подошел Антон. – Хочешь? – он протянул ей свой стаканчик.
– Хочу, – Надя выпила оставшуюся водку, – на вас смотрю. Подумала, а если бы я не поступила в Литинститут и не было бы всего этого…
– Всего это ужаса?
– Ну почему ужаса? Нашей жизни.
– Ну так. Жизнь разная бывает.
– Тебе разве сейчас плохо?
– Сейчас нет. Я же женился недавно! Но не думаю, что это надолго.
– Ты просто депрессивный.
– Не без этого. Как вообще твои дела? Татуировку сделала, одобряю.
– Сделала. А что дальше делать, не знаю.
– Писать. Что нам еще остается.
После презентации они малой компанией отправились в «Рюмочную». Надя давно не чувствовала себя такой счастливой. Марина попросила ее почитать еще. Читая, Надя махнула рукой и уронила рюмку, и мерцающие осколки сияли словно алмазы, пока их не смела сухим веником пожилая уборщица. Надю слушали не только друзья, голоса за соседними столиками стали тише, когда звучали ее слова:
Зато есть улицы и снег,
И снег летит за ворот.
Зима. И будущего нет,
Но есть метель и город.
Одна рука лежит в другой,
Снег падает и льётся.
Слова подхвачены рекой
На дне двора-колодца.
– Пойдём на Горького, пойдём!
– Куда? Идём, не важно!
И вот мы на Тверской вдвоём.
За холодом бумажным
Не видно лиц, дорог, машин,
Снег падает и тает.
Прозрачен мир и невредим
От края и до края.
И здесь ее держали крылья, те, что появились, когда она читала стихи в зале – легкая, счастливая, так похожая на ту, впервые вошедшую в дворик Литинститута. Тогда Надя точно так же улыбалась, потому что знала: она останется здесь навсегда.
34. Ягоды, сосны, река
В одну из последних предновогодних суббот Надя с друзьями решили навестить Пастернака на Переделкинском кладбище. Идея родилась спонтанно во время встречи на каком-то поэтическом вечере, и никто из участников уже не помнил, кто это придумал, хотя Марина утверждала, что она. Собралась компания из восьми человек, но Абашева в последний момент отказалась, сославшись на срочные семейные дела, что неудивительно, когда сыну всего два года. К тому же Аня жаловалась на мужа, что он хоть и помогает, но все равно многое с ребенком приходится делать самой. Марина же, наоборот, всегда с радостью оставляла Марата на попечение Стасу, отправляясь на вечера или прогулки. Она вообще очень редко говорила о сыне или муже, и те, кто ее мало знал, никогда бы не догадались, что у Марины есть семья. Во время своих творческих вылазок подруга преображалась, становясь той юной восторженной девушкой, с которой можно бесконечно говорить о любви, литературе и жизни. Надя была уверена, если лишить Марину этих встреч, творческих вечеров, выступлений и прочих незатейливых богемных удовольствий, она или умрет, или сойдет с ума.
В электричке Руслан со своей новой девушкой Настей сели отдельно. Все заметили, с тех пор как они познакомились, Виноградов начал вести себя словно влюбленный, чего раньше с ним не бывало. Вот и сейчас они держались за руки, и Руслан что-то вдохновенно рассказывал своей подруге. Они даже оделись одинаково – оба в синих куртках и вязаных шапках-ушанках, Настя в оранжевой, Руслан в зеленой. Избранница Виноградова играла на флейте в фолк-группе «Прялка», на концерте которой они и познакомились.
– Он, наверное, женится, – посмотрев в их сторону, сказал Ларичев.
– Думаешь? – засомневалась Марина.
– Готов поспорить на свою шляпу!
– А мне тоже кажется, что женится, – согласилась с Антоном Надя. – Я Руслана таким никогда не видела.
– Думаю, Виноградов страшно влюбился. Эй, мы тут вас обсуждаем! – Поль помахал рукой Руслану и Насте.
– Это же отлично! – отозвался Виноградов. – Потом нам расскажете.
– Вы бы поосторожней, – захихикала Марина, – а то вдруг еще на дуэль тебя вызовет.
Недавно между двумя поэтами Антоном Пуштаевым и Максимом Вотиным чуть не случилась настоящая дуэль. Началось с обычного фейсбучного скандала, в финале которого поэты перешли на личности, слово за слово, Пуштаев оскорбил поэтессу Киру Малыкову. Антон и Кира несколько лет жили вместе, но недавно она его отвергла и теперь встречалась с Вотиным. Разумеется,